— В доме должен быть хозяин, — угрюмо пробубнил Тарыверди. — На курсы мне нельзя…
Новраста, кончив заниматься самоваром, подошла к ним. Взглянула на залитое потом лицо мужа и звонко рассмеялась:
— Что это вы, товарищи, навалились вдвоем на одного?
— Мы записываем твоего молодца на шестимесячные курсы, которые скоро откроются в районе. Он там и грамотой овладеет, и политическое сознание обретет, — объяснил Мадат.
— Я согласна, пусть едет, — сказала Новраста, передернув плечами. — Вам виднее!.. Я согласна.
Тарыверди зло глянул на жену, заворчал:
— Не обращайте внимания на ее слова, товарищи… Она женщина, что с нее взять?.. В доме обязательно должен быть мужчина.
— Ничего, ничего, поезжай! — пропела Новраста и опять залилась смехом. Раз говорят — езжай.
Меджид сказал неуверенно:
— Поедет — станет человеком.
— Пусть едет хоть сегодня, — серьезно ответила Новраста. — Прямо сейчас, сию минуту, я согласна. Хочу, чтобы мой Тарыверди стал одним из первых в районе.
В сердце Тарыверди закралось сомнение: "Она хочет от меня избавиться!"
Мадат и Меджид, оставив в покое Тарыверди, заговорили между собой о предстоящем собрании сельчан, о необходимости как можно скорей организовать в Эзгилли колхоз.
Вдруг они услышали конский топот. Обернулись и сразу узнали всадника: это был Хосров.
Въехав во двор, Хосров соскочил на землю, поздоровался и протянул Мадату пакет. Конь Хосрова был в мыле, тяжело дышал, с губ его на землю падала белая пена. Меджид, увидев, что Хосров сменил милицейскую форму на форму уполномоченного политуправления, спросил:
— Как это понимать, Хосров? Вы перешли на новую работу? Чекист? Когда успели?..
— Да уже несколько дней как работаю. Оформлять меня начали давно, заполнил анкету, отдал товарищу Гиясэддинову… И вот в Баку утвердили…
— Растут люди, — заметил Мадат. — Молодец, Хосров, рад за тебя! Из Тарыверди, я думаю, тоже выйдет человек. Выдвигать людей из низов, из народа наша святая обязанность. Увидите, замечательных работников мы вырастим!
Хосров показал глазами на пакет:
— Очень серьезное дело, товарищ Мадат.
Мадат, отойдя в сторону, вскрыл пакет. Извлек из него листок бумаги, развернул — и лицо его сделалось белым как полотно.
Он читал адресованные ему строки:
"Товарищ Мадат! В районе произошло трагическое событие. Я только что вернулся из поездки по селам и узнал: ночью в деревне Чайарасы стреляли в Заманова. Срочно выезжаю…"
Письмо было подписано старшим уполномоченным политотдела района Балаханом.
Мадат некоторое время размышлял, затем спрятал письмо, обернулся к Тарыверди, махнул рукой:
— Хозяин, коня! Поскорей!..
Известие потрясло его. Ведь он сейчас в районе вместо Демирова. Несет ответственность за весь район!
"Нехорошо, нехорошо получилось, — думал он. — Уехал в отдаленные деревни и оставил без присмотра весь район… И вот жизнь преподносит горькие уроки…"
Мадат молча сел на коня. Посмотрел на Меджида: лицо того выражало полную растерянность.
— А как же я, товарищ Мадат? — спросил инструктор. — Мне тоже ехать?
Мадат распорядился:
— Вы останетесь здесь и проведете собрание. Ясно? Надо создать в Эзгилли колхоз, это очень важно.
Он протянул руку Меджиду. Тронул коня, выехал из ворот. Хосров последовал за ним. Через минуту их уже не было видно в деревне.
Меджид призадумался: "Странный он, этот Мадат. Легче летом в зной достать лед, чем выведать у него что-нибудь. Узнал про быков Тарыверди — молчит, сразу ничего не сказал мне. Получил пакет — помрачнел, опять я ничего не знаю. Как с таким человеком держать себя?.." Он приказал Тарыверди:
— Вечером собери людей. Пусть придут к твоему тестю Намазгулу-киши. У него дом большой. Если будут спрашивать, в чем дело, отвечай: дело очень важное. Понял?
— Понял. Будет исполнено, товарищ Меджид.
— И еще… — сказал инструктор. — Возьми моего Серого и попаси где-нибудь на лужайке. Прямо сейчас, не теряя времени… Кроме того, к вечеру накоси пару мешков свежей травы, чтобы ночью Серый не голодал.
— Все сделаю, как ты сказал, товарищ Меджид!
Через минуту Тарыверди уже вел его жеребца, резвого мышастого трехлетка карабахской породы, к воротам. Крикнул Новрасте:
