— Я хотела узнать, — начала она и почувствовала, как упало ее сердце. — О бригадах хирургов… и хотела спросить, не осталось ли в вашей бригаде места?
— Подайте заявление, как и все, доктор Сабо. У главного менеджера вы сможете получить все необходимые формы для заполнения.
Мадлен тут же налилась краской. Этого она и ожидала; у нее и в мыслях не было просить об одолжении. Теперь ей хотелось провалиться сквозь землю.
— Конечно… я не это имела в виду… я просто… — стала запинаться она и сама же заставила себя замолчать.
— Сабо. Вы венгерка? — прозвучал неожиданный вопрос.
— Да. Да, мои родители венгры. Я тоже венгерка.
— Замечательная страна.
— Вы там когда-нибудь бывали? — спросила Мадлен, не веря своим ушам.
— Однажды. Я ездил на конференцию в Будапешт несколько лет назад. Должен сказать, страна воспитывает довольно профессиональных медиков.
Мадлен уже приготовилась выслушать его следующую фразу: «А вы, похоже, еще не состоялись как медик». Но она не последовала. Зато они провели двадцать довольно приятных минут, разговаривая о Будапеште — о бульварах, площадях и церквях, игравших немаловажную роль в детстве Мадлен. Она даже рискнула подразнить его из-за произношения. «Szent István körút»… а не проспект Святого Стефена. Он не стал спорить, рассмеявшись. Когда они надели пальто и пошли обратно в больницу, она не могла поверить, что это был тот же человек, с которым она заходила в кафе. Его улыбка доставляла ей огромное удовольствие. Она поняла, что хочет заставлять его смеяться снова и снова.
Они еще не раз совершенно случайно встречались в столовой и в кафе. Казалось, ледяной барьер был сломан. Он принес ей статью о детской хирургии на венгерском — один его коллега дал, как сказал он Мадлен, протягивая толстую стопку бумаг. Сердце вдруг бешено забилось. Она говорила на венгерском только в детстве, и таким ее словарный запас и остался, на уровне десятилетнего ребенка… но, похоже, то, что он нашел эту статью для нее, доставило ему немало радости, и она взяла стопку, благодарно улыбаясь ему. Потом они встретились, когда шли домой. Он спросил ее мнение о статье, и она объяснила, все дело в том, что ей немного недостает медицинского словарного запаса, и они вместе от души посмеялись. Тогда он пригласил ее как-нибудь пообедать с ним в маленьком венгерском ресторанчике на Марилебон-Хай-стрит, совсем недалеко. Она согласилась без всяких колебаний, тронутая его добротой. Это произошло так естественно, рассказывала она Амбер по телефону. Он говорил ей, что пробовал какой-то гуляш… «Сочный гуляш» — исправила она его. Суп, а не тушеное мясо. Она спросила, пробовал ли он когда-нибудь «начиненного цыпленка» или «свежие весенние овощи». Он покачал головой: отель, в котором он сейчас жил, не включал в меню своего ресторана такие экзотические блюда. Она рассмеялась.
Поедая заказанного ею «начиненного цыпленка» и уху, Мадлен узнала, что ему пятьдесят один год, приехал он из маленького городка — пригорода Абердина, что его отец и дед были фермерами. Аласдэр стал первым в семье, кто решился покинуть родную землю и дом и взяться за ручку и книги, а впоследствии, чего он никогда не ожидал, и за скальпель. Практику он проходил в Шотландии, в королевском лазарете в Данди и Эдинбурге, потом перебрался в Лондон в учебный госпиталь. Он быстро поднялся по лестнице академических званий; поездка в Америку по обмену знаниями вскоре подтвердила его ведущие позиции в экспериментальной хирургии; с тех пор он провел в научном кругу несколько лет, пока снова не решил вернуться в Лондон на прежнее место главного врача хирургического отделения.
— А ваша семья? — спросила Мадлен, заметив кольцо на безымянном пальце. Наступила минута молчания.
— Моя жена живет в Эдинбурге, — произнес он. — С ней… не все в порядке. У нас есть десятилетний сын.
— О, простите меня.
— Не стоит, — бросил он в ответ. — Теперь поздно сокрушаться.
Мадлен погрузилась в чтение меню. Она уже была сыта, но… что, если съесть еще бисквитное пирожное или любимый пирог ее мамы с грецкими орехами и маком? Она не смогла устоять. Она смотрела, улыбаясь, как он заказывает для нее эти оба блюда. «Мы ведь сможем съесть их напополам»? — сказала она и рассмеялась, увидев, как он зажмурил глаза от удовольствия, взяв в рот первый же кусочек легкого влажного бисквита.
