Прогуливаясь по Пятой авеню с угрюмым Генри, Амбер погрузилась в молчание, ей было неспокойно от мысли, правильно ли она поступила. Они пробыли в Нью-Йорке целых четыре дня — достаточно, чтобы Амбер решила, что хочет остаться здесь, и остаться без него. Она пыталась поговорить с ним за завтраком этим утром… но было уже ясно, что Генри не одобрит ее планов.
— Что? — бессвязно проговорил он, уставившись на нее удивленными глазами. — Здесь? Остаться в Нью-Йорке?
— Да. А почему бы и нет? — ответила Амбер, хотя у самой сердце едва не остановилось.
— Но… ты никогда… почему мне об этом не говорила? Я хотел сказать, что мне тогда делать? Почему бы тебе не устроиться на работу в Лондоне? Ты никогда не изъявляла желания остаться… — Его голос так мерзко затихал. Несколько посетителей маленького кафе покосились на них.
— Эта мысль пришла мне в голову совсем недавно, — сказала она, и ее голос даже ей самой показался неубедительным. Генри отвел глаза в сторону. — В любом случае, ведь это ненадолго. На лето, возможно.
— О, правда? И кто же собирается организовывать это? Папочка?
— Все совсем не так, — бросила она ему в ответ. Она чувствовала, как начинают краснеть ее щеки. Генри знал, как потрепать нервы. Уходя из дома, Амбер и не подозревала, насколько огромна была тень Макса и как сильно она попадала под нее. Первый месяц в университете она провела, пытаясь убедить всех, что она не та высокомерная наследница, за которую ее все принимали. Но у нее ничего не вышло. Неважно, что она упорно старалась добиться этого, влияние Макса с его миллионами не оставляло ее ни на минуту. Никто не верил — и в дальнейшем не поверил, — что она была совершенно обычной студенткой, как и все остальные, зарабатывала себе на жизнь, снимала квартиру, связываясь то с одним, то с другим… Но то, что ее сестра не вынимала свой нос из журнала «Хеллоу» и вечно висела на руке то у одного, то у другого неприлично богатого молодого человека, что отец купил ей квартиру в доме со швейцарами на втором году обучения и что она встречалась с Генри Флетчером, за минутку общения с которым большинство девчонок зуб бы отдали… — словом, все это лишь приукрашивало образ, далекий от правды. Ей хотелось прокричать им: «Я не зазнайка, и родилась я не с серебряной ложкой во рту, и я так же уязвима и одинока порой, как и все вы!» — однако гордость не позволяла ей сделать этого. Знаменитая сдержанность Сэллов. Макс ненавидел слабость, и Амбер, естественно, всегда была сильной.
После тех первых, довольно болезненных месяцев она научилась игнорировать разного рода остроты, когда Макс и Паола появились в СМИ в безупречном виде, и когда те, кто стали верными друзьями по курсу, вне университетского бара в конце года обсуждали план летнего путешествия, поехать в которое ее, конечно, не пригласят. Сначала это огорчало ее — она бы с удовольствием отправилась в туристическую поездку по Таиланду или Южной Америке или в любое другое место, выбранное Софи Эллертон и Мэнди Босворс. Но у нее был Генри. Несколько раз за то время, пока она училась в университете, Амбер задавалась вопросом, что было бы, если бы у нее не было Генри… все было бы иначе? Наверное, ей пришлось бы туго? Мадлен часто говорила ей, насколько важна ее внешность — то, как она держит подбородок, немного выше, чем все остальные; едва заметно сдвинутые брови, и этот леденящий, пронизывающе голубой цвет глаз, — но Амбер всегда отмахивалась от ее слов. Мадлен говорила, что ей пришлось долго собираться с духом, чтобы заговорить с ней об этом, и все же сначала она подошла с этим вопросом к Бекки. «Остыньте, Сэлл», — было ее любимым выражением. Но Амбер просто не замечала этого.