1 июля царская семья пошла на «Штандарте» в шхеры на очень короткий срок ввиду предполагавшегося 7 июля приезда в Петергоф президента Французской республики. А уже за неделю до его приезда, т.е. 1 июля, венский кабинет постановил вручить Сербии ультимативную ноту, как только президент покинет Петербург.
Президент Пуанкаре прибыл в Кронштадт в 2 часа дня на броненосце «Ла Франс». Сопровождая государя на яхте «Александрия», на которой Его Величество вышел навстречу эскадре, я был свидетелем появления бесчисленного количества пароходов и яхт, переполненных пришедшими в телячий восторг моими соотечественниками, которые своими криками старались под звуки Марсельезы заглушить производившиеся салюты. Общественные деятели получили новую возможность проявить свою беспредельную преданность и верность республиканской Франции. В первый день пребывания президента в гостях у нашего царя ему был дан в Большом Петергофском дворце парадный обед, во время которого государем и президентом были произнесены речи, подчеркивавшие политическое единомыслие России и Франции.
В этот самый день граф Бертхольд доложил австрийскому императору текст ультиматума, который по приказанию императора был немедленно отправлен австрийскому посланнику в Белграде с приказанием императора вручить его сербскому правительству лишь 10—23 июля между 16 и 17 часами, т.е. после отъезда Пуанкаре из России.
Следующий день Пуанкаре провел в Петербурге; проезжая по улицам столицы в открытом экипаже, сопровождаемый почетным конвоем уральских казаков, он был приветствуем бурными овациями ожидавшей его появления публики. В среду, после парадного завтрака в Петергофе, на который были приглашены президент и старшие офицеры французской эскадры, царская семья в сопровождении Р. Пуанкаре проехала в императорском поезде в Красное Село на объезд лагеря и зорю с церемонией. Императрица с президентом и двумя старшими великими княжнами следовали в коляске «а-ля Домон», а рядом верхом ехал государь вдоль фронта приветствовавших их войск.
По окончании зори августейший главнокомандующий войск гвардии и Петербургского военного округа — великий князь Николай Николаевич дал великолепный обед, на который были приглашены государь с царской семьей и президент. День закончился балетным представлением в красносельском театре. Лагерь представлял необычную картину: всюду развевались французские и русские флаги.
Праздничное настроение портили начавшиеся разговоры о вызывающем тоне Австро-Венгрии по отношению к Сербии; мало кого успокаивало и появившееся сообщение об отъезде 8 июля из Вены в отпуск нашего посла H. H. Шебеко.
Четверг 10 июля начался с парада войск лагерного сбора на военном поле, на котором пехота проходила под звуки французских маршей «Marche de Sambre et Meuse» и «Marche Lorraine». Президент сидел на царском валике рядом с императрицею. Войска были в лагерной форме, в которой через несколько дней двинулись в поход, оказавшийся началом наших неисчислимых бедствий. Никто тогда не думал, что военное поле видит в последний раз императорскую русскую армию, проходящую перед своим державным вождем.
Пребывание французской эскадры закончилось в этот вечер прощальным обедом, данным в честь Их Величеств президентом на броненосце «Ла Франс», стоявшем на кронштадтском рейде. Парадный стол, с большим вкусом украшенный чудными цветами, был поставлен в раскинутой на палубе палатке, причем приглашенные оказались сидящими под четырьмя громадными смертоносными орудиями французской морской артиллерии.
Гостившие французы были Его Величеством награждены орденами и подарками; тем же ответил и президент, наградив русских, принимавших какое-нибудь участие в приеме французских гостей. Я был возведен из кавалеров французского «Почетного легиона» в «Grand Officier de la Legion d'Honneur».
