Когда рыжему ослику исполнилось три года, мама-ослица сказала:
— Знаешь ли, дорогой, всякое случается в жизни.
Обещай мне, что ты никогда не будешь унывать, а останешься таким же весёлым и здоровым — что бы ни произошло!
Шухлик и представить не мог, какие такие происшествия способны изменить его характер. Что заставит его не петь песни, не радоваться жизни?
— Я готова за тебя в огонь и в воду, мой Шухлик, — вздохнула мама. — Но ты уже так подрос, такой сильный, что нас могут разлучить.
Шухлик не понимал этого слова. Что такое — разлучить?! «Лучить» звучало приятно, а «раз» — не очень-то.
— Ну, нас разделят, разъединят, и мы пойдём по разным дорогам, — всхлипнула мама-ослица.
Нет, это казалось настолько диким и невозможным, как, например, корова Сигир с двумя горбами или верблюд Бактри с рогами!
Ослик Шухлик только попытался вообразить себя отдельно от мамы-ослицы, как сразу будто бы рухнул в огромную, но тесную чёрную яму, где ничего не разглядеть, душно и ноги подкашиваются, а из глаз — слёзы.
Он отчаянно помотал головой и хвостом с кисточкой. "Ну вот, всё хорошо — мама рядом, и никакой чёрной ямы. Так было, так есть и так должно быть всегда!" — решил Шухлик. Но мало ли что решит для себя какой-то ослик, пусть даже очень умный. У каждого ослика есть хозяева. От них зависит судьба любого домашнего осла.
Хозяин Дурды не позабыл пинок копытом и путешествие на бахчу в коврике. Очень хотел дознаться, кто всё это устроил. От дядьки Бактри, от тётки Сигир и от кошки Мушуки ничего не добился.
Тогда взялся за козла Така. Приглашал посидеть рядом на коврике. Расчёсывал ему бороду и угощал халвой.
— Можешь помалкивать, — нашёптывал хозяин Дурды. — Только кивни или моргни, хороший ты мой козлик, как шайтан приблизится.
И вот Така, сам того не желая, заговорённый хозяином, и кивнул, и моргнул, когда мимо проскакал ослик Шухлик.
— Ага! — воскликнул хозяин Дурды. — Я знал! Догадывался! — И сгоряча так пнул козла, что тот улетел в уголок за сараем и долго горько блеял. Така не хотел выдавать Шухлика, но как-то само собой получилось. Вообще многое в жизни получается вроде бы само собой, если не чувствуешь и не задумываешься, что хорошо, а что плохо.
Конечно, хозяин Дурды не был каким-то отъявленным злодеем или разбойником с большой дороги. Зато слишком гордым, обидчивым и злопамятным, как многие не очень умные люди.
Накануне Нового года посыпался из низких сизых туч холодный пух. Ослик Шухлик впервые видел снег — в здешних местах он редко выпадает — и скакал по двору из конца в конец, рисуя копытами созвездие Крылатой ослицы, которое более известно под именем Райской птицы.
Оставалось совсем чуть-чуть, ещё парочка звёзд, когда к нему подошёл хозяин Дурды, в новом полосатом халате, держа в руках верёвочную сбрую и красивую, тоже полосатую, попону.
Ослик подумал, что это специальная одежда на снежное время, и охотно подставил спину. Но хозяин сперва опоясал его морду верёвками, а в рот засунул металлический кислый штырь, что было не очень-то приятно. Потом набросил попону и застегнул пугови-цу на груди. Шухлик стоял покорно и терпеливо, как школьник на примерке первого костюма. Но мама-ослица, привязанная к дереву, сразу заподозрила неладное.
— Шухлик! — позвала она. — Сынок! Погляди мне в глаза!
Ослик глянул и различил такую слезную тоску и такое холодное, как пурга, смятение, что сердце у него обмерло и ноги сделались ватными, хоть и упирались, скользя по снегу, пока Дурды тащил за уздечку со двора.
Он слышал, как мама выстукивает копытами: "Прощай, любимый Шухлик! Ты лучший в мире ослик! Не забывай об этом и помни обо мне!"
Шухлик не знал, как они добрались до людного, шумного и пахучего базара. Всё вокруг посерело, побледнело, будто затянутое туманом. Казалось, это страшный, дикий сон, который даже не он, Шухлик, видит, а кто-то рассказывает ему зловещим шёпотом. И от этого рассказа — дрожь и озноб во всём теле.
