Я начала расспрашивать о своей бывшей учительнице. Оказалось, она переехала в Блумендал и жила на маленькой аллее позади церквушки. В один из апрельских дней я неожиданно посетила учительницу. Увидев меня, она и обрадовалась и удивилась. А я, сидя наконец перед ней, чувствовала, что не знаю, как лучше высказать мое желание, объяснить мое стремление найти для себя более серьезное дело. Я была рада тому, что учительница расспрашивала меня о разных вещах и я могла отвечать на ее вопросы, иначе наш разговор скоро прервался бы. Я восхищалась ее невозмутимостью и спокойствием, когда она говорила со мной об экскурсиях, школьных праздниках и экзаменах былого времени, совсем не касаясь в разговоре ни себя, ни своего мужа. Я рассказала, что выдержала государственный экзамен «нелегально» в зале ожидания на Центральном вокзале в Амстердаме. И тут я остановилась.
В наступившем молчании учительница внимательно разглядывала меня, как будто у нее только теперь зародилось какое-то подозрение. У нее был высокий выпуклый лоб и гладко зачесанные назад волосы. Я опустила глаза. Под окнами чирикали и щебетали птицы, а откуда-то издалека доносился нестройный гул молодых голосов; сначала мне показалось, будто там кто-то бранится.
Учительница поднялась со стула, подошла к окну и поманила меня. Я присоединилась к ней. Спрятавшись за занавеской, мы глядели на сады, окружившие тихие, чинные полудеревенские домики.
— Этого нам еще недоставало, — сказала моя учительница.
Я поняла, что она имела в виду. В одном из садов, где не видно было ни травинки и только старый шишковатый ясень простирал к небу ветви, одетые грубой корой, тренировалась группа фашистских молокососов из группы штурмовиков. Высоченный олух в светло-голубой блузе, в портупее и сапогах громовым голосом выкрикивал слова команды парнишкам, которые, онемев от страха и пяля на него глаза, стояли в шеренге, явно напуганные и восхищенные грубой дисциплиной. Время от времени кто-нибудь из парней выводил на трубе какой-то совершенно непонятный сигнал. Затем маленькие человечки начинали двигаться — как-то торопливо и неестественно, цепляясь каблуками. При каждой задержке верзила изрыгал угрозы, отдавая хриплым голосом команду и заставляя повторять упражнения.
— Фашистская муштра в наиболее ярком проявлении! — медленно проговорила моя учительница. — И ты посмотри, как они стараются пробудить варвара в каждом из этих парнишек… Какое надругательство над их душами!
Она как будто констатировала этот факт для себя самой. Она отошла от окна, я тоже вернулась к своему стулу. Я взглянула на нее. Больше я уже не колебалась.
— Не могли бы вы связать меня с вашим мужем? — решительно спросила я.
Учительница снова внимательно поглядела на меня, в общем совсем не так удивленно, как я ожидала.
— Ты, значит, за этим и приехала сюда? — спросила она после нескольких секунд напряженного молчания. Обнадеженная, я кивнула головой:
— Да. Я бросила учебу. У меня сейчас другое дело. Но очень маленькое. Этого недостаточно… Пока подобные вещи (я сделала головой движение в сторону сада и доносившихся оттуда безобразных выкриков) происходят в нашей стране…
— А ты представляешь, чем занимается мой муж? — спросила наконец учительница.
— Нет, — ответила я. — Но я надеюсь, что смогу при его содействии установить контакт… с теми, кого я ищу.
Она улыбнулась:
— Неподходящее это дело для девушки, Ханна.
Я промолчала. Она поднялась со стула, подошла ко мне и положила руку мне на плечо.
— Я тебе доверяю… В ближайшие дни я увижу мужа и поговорю с ним. Сама я ничего не могу обещать тебе. Но вижу, что ты твердо решилась. Я люблю молодых людей, у которых есть мужество…
— Даже если это девушки? — спросила я.
— Тем более, пожалуй, — сказала она.
Мы, как сестры, улыбались друг другу, внезапно почувствовав взаимное доверие; мы стали ближе друг к другу, как будто и разница в возрасте и прочие преграды, разделявшие нас, исчезли.
Дней десять спустя я встретилась с мужем учительницы. Она сама привела меня к нему однажды вечером. Встреча произошла в стареньком доме у одного из крепостных валов. Попасть туда можно было лишь через дворик. В центре дворика росла липа, раскинувшая свои ветви над громоздким, давно пришедшим в негодность каменным колодцем. В доме было много коридоров, лестничек и комнатушек; вероятно, в доме были и другие выходы, помимо выхода к крепостному валу. В воздухе носились запахи эфира, дезинфекционных средств и лекарств; мне и без объяснений было ясно, что доктор продолжает здесь свою врачебную деятельность. Его жена оставила меня подождать в маленькой комнатке, обитой потертой коричневой кожей. Здесь было удивительно тихо. Я чувствовала, как вокруг меня все туже стягиваются нити таинственной жизни, неведомых мне фактов, связанных друг с другом. И это в моем родном городе!
