— И даже играю там на органе во время воскресной службы! — с гордостью заявил Джейкоб. — Поэтому, как сам понимаешь, я не могу превращать свой чудесный вагончик в гнездо разврата и рисковать спасением души ради какой-то жалкой двадцатки:
— А кто здесь говорит о двадцатке? — воскликнул Крис и потянулся за бумажником. — Я хотел предложить тебе в десять раз больше.
— Двести баксов? — недоверчиво переспросил Джейкоб, окидывая его внимательным взглядом с головы до ног. — Хочешь, чтобы я поверил, будто ты способен выложить такие деньги за одну ночь в моей берлоге?
— Но я действительно способен!
— Тогда почему бы тебе не снять номер в отеле для встречи со своей милашкой?
На такой простой вопрос у Криса не было подходящего ответа, поэтому в первую минуту он замялся и неуверенно пожал плечами.
— Ага, приятель! Ты даже не можешь толком объяснить, чем тебя не устраивает отель! — непонятно почему обрадовался Джейкоб.
Крис извлек бумажник, достал оттуда две стодолларовые купюры и протянул чернокожему музыканту.
— Тебе нужны мои деньги или мои объяснения? — не без ехидства поинтересовался он.
Джейкоб взглянул на доллары и, секунду поколебавшись, взял их и сунул себе в карман.
— Вижу, ты парень не промах, — вставая с места, сказал он. — Ну что ж, ради такого дела можем поехать прямо сейчас.
Пока он прятал саксофон в футляр, Крис завел мотоцикл и подъехал ближе. Джейкоб уселся позади него, и они рванули с места.
Ехать действительно оказалось недалеко, да и место для своего пристанища Джейкоб выбрал замечательное — в тени пальм, подальше от шоссе, но зато рядом с растянувшимся на несколько миль песчаным берегом. Это было нечто вроде самодеятельного кемпинга. Несколько вагончиков, трейлеры и даже палатки, между которыми бегали смуглые ребятишки.
Вагончик сразу понравился Крису — там было чисто и довольно уютно. Кроме того, имелись электричество и горячая вода в душе.
— Иногда ко мне приходит подруга, — не без хвастовства заявил Джейкоб, — которая убирает и готовит. Ее зовут Анна Мария, и она родом из Мексики. Мы с ней знакомы уже несколько лет, поскольку, посещаем одну и ту же церковь.
— А как же насчет греха? — усмехнулся Крис.
— А никакого греха здесь нет! — снова насупившись, строго сказал Джейкоб. — У Анны Марии муж и трое детей, так что нас связывают чисто дружеские отношения. Более того, мы приятели с ее мужем.
— Ну хорошо, — не унимался Крис. — Почему же ты все-таки согласился взять мои двести долларов? Мой-то будущий грех для тебя совершенно очевиден!
— Не все так просто, — широко улыбнулся хозяин вожделенного вагончика. — Видишь ли, дружище, о чем я подумал… Я сдаю тебе мою берлогу не в качестве притона разврата, а в качестве временного пристанища для тебя и твоей подруги. Ну а как вы ее будете использовать — это уже не моя забота. В конце концов я всегда могут заявить, что ошибся относительно ваших намерений… или вы сознательно меня обманули.
— Где заявить?
— На Страшном суде!
— Ого! Однако ты занял весьма удобную позицию для столь экстремального случая!
— Если будешь издеваться, то я могу и передумать!
— В таком случае умолкаю, — спохватился слишком уж развеселившийся Крис.
— На какое время тебе нужен мой вагончик? — деловито осведомился Джейкоб, позвякивая ключами. — На целый день, на одну ночь, или…
— Да, пожалуй, на несколько часов.
Крис решил, что прямо сейчас заедет за Делиной и привезет сюда, чтобы удовлетворить ее любопытство. Вряд ли она захочет надолго задержаться в подобном месте… Впрочем, зная ее пристрастие ко всему необычному и экзотическому, никогда не стоило загадывать наперед. Мало ли что ей взбредет в голову, чтобы удивить подругу Магду!
— Ну что ж, тогда держи. — Джейкоб вручил ему ключи и собрался уходить.
— Впрочем, пожалуй, я сниму твой вагончик до утра понедельника, — неожиданно передумал Крис.
— А где же буду спать я?
— В отеле. Сегодня вечером гости, приехавшие на празднование Дня города, начнут разъезжаться, и ты легко снимешь номер.
— И что мне за это будет?
— Еще двести баксов.
— Заметано!
Джейкоб с удовольствием принял от Криса деньги. После чего не удержался от вопроса, который мучил его с того самого момента, когда он впервые понял, что его белый знакомый не шутит.
