— А ты очень религиозна?
— Я бы так не сказала. Знаешь, порой мне кажется, что люди, считающие себя истинно верующими, на самом деле во многом походят на африканских пигмеев, австралийских аборигенов или коренных жителей Амазонии.
— В каком смысле?
— Все они живут не в современной эпохе, а в далеком прошлом. Кстати, большинство американцев к религии относятся весьма прагматично.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Крис. — У нас ведь даже на банкнотах написано, что мы верим в Бога.
— А вот истинно верующие никогда бы себе такого не позволили. Особенно если вспомнить тридцать сребреников Иуды.
— Как это? Что-то я тебя не совсем понимаю…
— Видишь ли, подлинная вера — это естественное… или сверхъестественное, как тебе больше нравится, стремление нормального человеческого существа к истине, добру и красоте. Порой она перерождается в фанатизм, а порой просветляет душу и заставляет людей творить чудеса.
— Где это ты вычитала?
— Неважно… Считай, что я сама до этого додумалась. Так вот, для нас, американцев, религия всего лишь способ обретения душевного уюта, достаточно простой в употреблении и не слишком дорогостоящий. Когда земная жизнь налажена и все ее удобства продуманы до мелочей, остается лишь позаботиться о столь же удобном устройстве жизни загробной. Поэтому мы охотно верим в то, что после этой комфортабельной жизни наступит другая, не менее, если не более комфортабельная.
— О да, — засмеялся Крис, — теперь я тебя понял. Там, наверху, нас встретят любящие родственники, которые заранее позаботились о том, чтобы подыскать нам тепленькое местечко, и добрый Господь Бог, который воздаст каждому по заслугам. По заслугам, а не по грехам, заметь.
— Совершенно верно, — засмеялась в ответ Делина. — Поэтому надо лишь набраться мужества для перехода из одного состояния в другое.
— А ты боишься смерти?
— О да. Тем более что я осознала ее очень рано, еще в возрасте девяти или десяти лет, когда вдруг поняла, что наступит момент, когда меня уже не будет.
— И разумеется, это произошло ночью и так напугало маленькую Делину, что она встала с постели, пришла в комнату родителей, разбудила их и долго плакала, сетуя на то, что обязательно умрет.
— Как ты догадался? — изумилась она.
— Со мной было примерно то же самое, — безо всякой улыбки признался Крис. — Не знаю, чем утешали тебя твои родители, но мои гладили меня по голове, приговаривая, что к тому времени, когда я вырасту, ученые обязательно изобретут эликсир бессмертия.
— И мне мои родители обещали нечто подобное.
— Получается, мы так боимся смерти, что готовы верить в какие-то средневековые штуки вроде этого самого эликсира. А ты еще говоришь, что мы, американцы, самодовольны и в жизни, и в смерти!
— И не отказываюсь от своих слов, поскольку это действительно так.
— Не буду спорить.
— Впрочем, несмотря ни на что, мы изо всех сил стремимся спасти именно тело. Тогда как религиозным фанатикам плевать на тело, они думают только о спасении души. Я тебя не очень утомила?
— Напротив. И вообще, красивую женщину украшает все, что угодно, даже стервозность или религиозность. Что касается тебя, то ты будешь безумно возбуждать меня, что бы ты ни проповедовала, как бы ни одевалась — кающейся грешницей во власянице или куртизанкой в роскошном платье.
— А если вообще без платья… — лукаво улыбнулась Делина и, склонив голову ему на плечо, принялась гладить ладонью его обнаженную грудь.
— О, об этом можно только мечтать…
— Так давай претворим мечты в жизнь.
Дальше последовали легкий шорох снимаемой одежды, томные вздохи и звуки страстных поцелуев. Но, даже целуя Делину и занимаясь с ней любовью, Крис продолжал вспоминать об их странном разговоре, и тому была особая причина.
Достигнув зрелого возраста и осознав, что юность, которая не боится ни Бога, ни черта, уже позади, он вновь, как и в детстве, начал ощущать смутное беспокойство. Именно оно, как это ни странно, побуждало его неистово желать устроенной семейной жизни.
Ночное одиночество — вот главный источник всех страхов перед таинственной и бездонной пропастью, именуемой смертью. Что может лучше избавить от этого одиночества, чем нежные ласки любимой женщины, ее тихий успокаивающий шепот?