Да, и тогда приобретаешь себе такой железный гормональный препарат, садишься в него, локоть наружу, давишь на газ. И весь мир смотрит, как ты силишься быть тем, кем хотел бы быть.
Начинается с того, что тебе оказывается необходимо очень много монет. При размене ты знакомишься с интересными людьми. Если не раздобудешь достаточно мелочи, тоже не проблема. Ибо зачастую фотоавтоматы все равно неисправны. Попытка за попыткой – волнующий процесс. Ведь не знаешь, каким получишься на фото. Никаких предписаний на этот счет нет. Внутри кабинки тебе не надо никому нравиться. Можно непринужденно смотреть так, как будто смотришь в пустоту. Это честный взгляд, какого не могут добиться от своих моделей даже звездные фотографы.
Важна правильная установка, во-первых, по отношению к фото как таковому. (Люди с неверной установкой плохо получаются на фото.) Ну и посадка, разумеется. Это значит: надо уместить голову в кадре. Потом будет вспышка. Потом – еще раз. Людям с развитой мимикой удается дважды смотреть в пустоту с разным выражением лица. Немного спустя фотографии вылетят из автомата с горячим воздухом. Это очень волнующий момент. На Западном вокзале Вены один аппарат после грозы заело. И целый день потом он выплевывал лицо предыдущего клиента. Люди – один за другим – не могли себя узнать.
Да и в остальных случаях портреты причудливо отличаются от унылого нормального лица. Ибо люди, которые смотрели в пустоту, выглядят на снимке в большинстве случаев так, как будто они только что собственноручно разнесли на мелкие кусочки садовый мебельный гарнитур из десяти предметов. Или как будто они только что в состоянии наркотического опьянения три часа смотрели видеонарезку передачи «Летние беседы» с телеканала ORF.
Все нижеследующее не относите, пожалуйста, на счет тети Миззи. Если чье-то рукопожатие когда-либо и казалось мне честным и вместе с тем приятным, так это ее. Потому что в теплой ладошке Миззи всегда пряталась денежная купюра. Передача всегда происходила при прощании, сопровождаемая заговорщицким подмигиванием Миззи.
В остальном я мало чего хорошего мог бы сообщить о сорока годах рукопожатий в моей жизни. Бывало честное спортивное рукопожатие, которым принято унижать победителя: добрых десять литров пота переходило при этом ко мне во владение. Бывали дети, которых приводили с собой знакомые; ты никогда не собирался знакомиться с этими детьми, но их к тебе подводили или подносили, чтобы они вложили тебе в ладонь два-три липких пальца. Зуд у меня потом так и не проходил. И еще среди приветствующих попадались бруталы, костоломы, пальцедавы и рукодерги.
Даже и в так называемом большом свете современности меня преследует мануальный стресс приветствий. Одна неосмотрительность, одна-единственная небрежно пожатая протянутая рука – и тебе уже минутами приходится трясти руки по очереди. Респект тем «отказникам», которые предлагают тебе локоть. И будьте бдительны к «целователям» щек: те еще наглее.
По крайней мере, в век подогретого воздуха есть еще индустрия бытовой техники, производящая собственные «клофингеры». Может быть, гудящие ящики дожили до ХXI века только потому, что не принято было говорить о том, что происходило в общественных туалетах.
Одна из самых труднопреодолимых ступеней, ведущих из детства во взрослость, – ритуальное мытье рук после туалета. Многие мужчины и по сей день не знают, для чего они это делают. Предположительно только потому, что кто-то может увидеть, что они этого не делают. Чем мокрее после этого руки, тем меньше шанс, что поблизости может оказаться полотенце. Скупятся даже на серые прямоугольники десятикратной переработки времен изобретения промокашек. Полны драматизма все чаще попадающиеся отсылки к ящикам-фенам. Часто они включаются только после того, как мы истерли палец в кровь. Каждые три секунды они выключаются, чтобы сэкономить электричество. При этом мы помогаем им, вытирая ладони о штаны. Покидая влажную кабинку, мы ищем, чью бы руку пожать – для своей правой. И кого бы похлопать по плечу – для левой.
