Сергей больше не появлялся, за что ему низкий поклон. Похоже, он владел полной информацией, а потому из чувства такта обо всем договорился и вовремя исчез. На исходе второго дня я собрался домой, попросив у консьержки аккуратно упаковать парадную одежду в коробку.
Я не хотел оттуда уходить, чувствовал себя ребенком, которого волокут домой из Диснейленда, Золушкой в мужском обличье, без всяких шансов на будущее. Когда за мной закрылись двери пятизвездочного отеля, а швейцар даже не улыбнулся на прощание, захотелось завыть от тоски – больше никаких лимузинов, никаких ангелов-хранителей, никаких волшебных ночей… Здравствуй, привычная шкура повседневности.
Когда женщинам больно, они поплачут, и на душе станет легче. У мужиков есть алкоголь, великий и убийственный утешитель.
Тачку ловить я не стал. После «Линкольна» любая покажется тарантасом. Домой добрался на метро, купил бутылку водки, нехитрой закуски и напился в хлам. Тяжко снимать смокинг баловня судьбы и влезать в дубленую шкуру молодого российского эскулапа. Одно утешало: я все-таки увидел свой «Париж» и теперь могу спокойно умереть.
Мобильник у Маши, естественно, не отзывался. Пришлось звонить на домашний номер.
Мне ответил голос Снежной королевы, резкий и громкий:
– Маши нет дома!
– Тамара Михайловна, это Влад. Позовите ее, пожалуйста, буквально на два слова.
Молчание – пятнадцать секунд, двадцать. Наконец трубку взяла Маша:
– Привет…
Голос абсолютно чужой. Правильно, всего один раз переспали. Секс – не повод для знакомства.
– Мы увидимся?..
– Владислав, не надо. Не заставляй меня сожалеть о том, что я сделала. Это как наваждение какое-то…
Мы помолчали, после чего она произнесла ненавистную мне фразу:
– Давай останемся друзьями.
Где-то я это уже слышал… Каждый мужик, если он, конечно, не Брэд Питт, слышал ее хотя бы раз в своей жизни.
– Конечно. Как скажешь. Сделаем вид, что ничего не случилось, со временем будем дружить семьями, а в старческом маразме сожалеть об упущенных возможностях. Я ведь многого не прошу. Может, в двух словах объяснишь, что произошло?
– Ты прекрасно понимаешь, в чем дело. Или ты внезапно получил наследство?!
– При чем тут это? Я люблю тебя!
Опять молчание. Да что же это такое!..
– Именно поэтому я и ушла.
Вот оно, величие женской логики! Я сделал попытку выйти из разговора так, чтобы оставить щелочку надежды:
– Ладно, Маша, согласен, нам нужно сделать тайм-аут, разобраться в своих чувствах. Но, согласись, было здорово, правда?
– Да… Извини, маме нужен телефон.
– Хорошо, целую.
Ну что, пора на электрический стул. Следующий звонок – виновнику торжества:
– Твой трон уже под током?
– Не думал, что ты так скоро…
– В смысле, на тот свет не торопятся? Спасибо за все. Вечер удался. Теперь я готов вступить в партию потустороннего. Партбилеты уже напечатал?
– Будешь почетным вторым номером.
– Надеюсь, нас увековечат в бронзе.
– Знал, что ты меня не подведешь.
– Надеюсь, ты помнишь, что семья у меня малообеспеченная, живет на самом Дальнем Востоке, так что назначаю тебя спонсором и распорядителем моих похорон. Если не трудно, по христианскому обычаю.
– Чудак. Какие похороны?! Риск не больше, чем в прыжке с парашютом.
– Понятно. Когда стартуем?
– В пятницу вечером.
– Кстати, ты Маше звонил?
– Да брось ты. Очередной приступ вины. У девушек это быстро проходит.
– Так звонил или нет?..
– Звонил. Сказала, что ненавидит нас обоих, а себя больше всех.
– Так я и думал.
– Не переживай, все под контролем.
Тогда до меня не дошел смысл этой фразы.
В четверг я пошел в церковь. Накупил свечей, поставил за здравие родных и близких. Постоял перед иконой Спасителя, прочел единственную известную мне молитву. Под куполом царило спокойствие и умиротворение, и все же я чувствовал некоторую неловкость за свои скудные познания в области религии. Надо бы с батюшкой посоветоваться, но ни одного не видно. Куда они все исчезают? А если человеку плохо?! Посадили бы дежурного, что ли… Одни служительницы юбками шуршат.
Однажды я захотел исповедаться, причаститься, даже приготовился к этому событию, но как подумал, сколько грехов накопил за всю сознательную жизнь, тошно стало. Вкратце священнику не расскажешь, в тетрадке подносить как-то нелепо, а сзади поджимает очередь таких же страждущих. Господи, куда ни ткни – везде очереди, только кресло Макса свободно. Никто не жаждет надеть петлю на шею. Если покопаться в себе, наверное, в тот момент я просто струсил.
