В полдень, у знака «1370» оказываюсь в зоне мёртвого течения. Иду на вёслах.
В 15.30 вышел на водораздел у красного буя № 298. Впереди поворот реки влево. Течение становится заметным, что подтверждают смещающиеся на берегу ориентиры.
Иду с парусом под ветер легко и ходко.
Можно и отдохнуть.
Сварил кофе на газовой плитке. Открыл по случаю праздника банку говяжьей тушёнки, и понятное дело, отвинтил пробку заветной фляжки.
— За тебя, Россия! Живи и расцветай!
Танкер «ТН‑691» обогнал меня.
Из судового динамика над всей рекой пронеслось раскатистое, громкое:
— С праздником, речной корсар! С днём России! Счастливого плавания! Семь футов под килем!
И протяжная сирена–приветствие.
Вот это поздравленьице, вам скажу! Кто ещё такой чести сегодня удостоился? Чтобы одного человека на крохотном плотике мощью всех динамиков приветствовало огромное судно!
И гулкое эхо катилось от одного берега к другому: «…ания… ания… илем… илем…».
Жарища. Солнечно. Душно. Много кучевых облаков. Как бы ливень с грозой не начался.
Ближе к вечеру, в ожидании дождя встал на стоянку на 1390‑м километре.
А на реке уже волнение, ветер усиливается. Небо в тёмно–сизых, быстро бегущих облаках.
Куст калины, весь в белом цвету, колышется нарядным ветвями, словно здоровается со мной. Прижимаю к лицу ароматно пахнущие бутоны. Медовый запах лепестков пьянит, кружит голову, будоражит душу, вызывая чувства восторженной радости и нежности к прелестному созданию природы.
— Здавствуй, красавица! Здравствуй, милая! Здравствуй, моя хорошая! Дай поцелую твои лепестки… Если бы ты знала, как долго и трудно я шёл к тебе! Какие цепи пришлось порвать, какие путы и оковы сбросить, чтобы вырваться из клетки бытовизма! Годы пролетели незримою птицей в мечтах о твоей девственной красе, об этом лукоморском береге.
«Радио России» вторит моим словам цыганской песней в исполнении красавицы Рады Рай:
Ветер клонит куст калины
В реке бурная вода.
Ты скажи, скажи, калина
Как попала ты сюда.
И вот я здесь! Вдыхаю чудесное благовоние утонченных природных духов, рядом с которыми французские «Шанель» просто флакон дерьма. А на реке что–то не вообразимое. Высокие, пенистые валы с белыми гребнями катятся мимо, да такие, что скажешь, глядя на них: «И не река это, а бушующее море». Гроза началась. Дождь хлестанул резко, упругими струями ударил по складной палатке, накрытой толстой целлофановой плёнкой, крепко схваченной на сгибах прищепками. Плёнку, брошенную рыбаками возле трухлявого соломенного шалаша, я подобрал, помыл, свернул, и очень она мне сгодилась. Никакой ливень теперь не страшен. В палатке сухо, тепло, уютно и немного грустно от песни:
За глаза твои карие,
За ресницы шикарные,
За тебя, моя женщина
Поднимаю бокал!
Эх, «Россия», «Россия»! Люблю слушать тебя бесконечно. От твоих страстных песен не оторваться, как в жару от чистого, прохладного ручья. Пил бы и пил… Ты не приедаешься как хлеб, но не бередь мне сейчас душу такими за сердце берущими песнями и мелодиями! За кого мне поднять фляжку с остатками ликёра?
Я выключил радио.
Шелест дождя, шум ветра, вспышки молний и отдалённые раскаты грома. Плещут у берега волны. Даже птицы притихли. Никого вокруг. Только необъятные плёсы, колки, камышовые болота и кочкарники, залитые водой.
Не верится, что где–то сейчас, в больших городах массовое гулянье. Озаряют небо каскады ракет, хлопают пробки шампанского. Из автомобилей на площади вываливаются всё новые толпы радостно–возбужденных людей. Визги, смех, веселье. Работают аттракционы. Шумно у киосков с пивом, лимонадом и минералкой. Гудят пчелиными ульями города. Отдыхают. Звенят кружки, бокалы, стаканы. Разлетаются вдребезги разбитые на асфальте бутылки. Вечерний ветер метёт, раздувает горы пакетов, сигаретных пачек, окурков, картонных коробок, бумажных обёрток. Слышатся вопли и ругательства драчунов, перекрываемые громом магнитофонов, слившимся в общую какофонию звуков.
Горожане отдыхают! Гуляет народ! Пьёт за державу великую. За Отечество славное. За Русь–матушку. И пусть себе! В такой день да не выпить?!
За тебя, Россия!
Ветер стихает, и дождь не льёт струями, монотонно шуршит по плёнке, успокаивает, располагает к дрёме, клонит в сон. Я бы заснул, но ликёр и крепкий кофе взбодрили, побудили раскрыть дневник и продолжить записи воспоминаний и размышлений.
