Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века - страница 109

Когда 20 годами ранее Россия приняла на вооружение винтовку Бердана, Военное министерство заказало первую партию оружия за границей; пока заказ выполняли, шло переоборудование медлительных русских заводов для внутреннего производства. В 1891 году ситуация повторилась. В ожидании переоснастки

отечественных арсеналов Военное министерство накануне заключения Франко-русского союза в 1891 году сделало во Франции заказ на 500 000 винтовок Мосина. (Это в восемь раз больше объема заказа на винтовки Бердана, сделанного 20 годами ранее в Хартфорде и Бирмингеме.) На момент принятия на вооружение винтовки Мосина производственные мощности трех государственных оружейных заводов России составляли чуть более четверти миллиона пехотных винтовок в год, тогда как три французских государственных оружейных завода могли выпускать в четыре раза больше: миллион винтовок. Несмотря на то что французские оружейные заводы только начали переоборудование для массового производства магазинных винтовок, Ашурков признал, что «при высоком уровне капиталистического развития и быстрых темпах технического прогресса они могли осуществить его скорее и легче» [Ашурков 1962:119; Горбов 1963:17].

Когда Россия приняла на вооружение винтовку Бердана, ее оружейные заводы столкнулись с трудностями не только в быстрой реорганизации производства (что потребовало поспешного «уточнения» зарубежных заказов на оружие), но и в обеспечении отечественного производства соответствующим высокоточным оборудованием. Практически то же самое повторилось через поколение. Пусть винтовка Мосина была проще в изготовлении, чем конкурирующая модель – винтовка Нагана, – все равно магазинная винтовка калибра.30 была значительно сложнее, чем ее предшественница, «берданка». Ствол и магазин малого калибра требовали большей точности, большего количества штампов и шаблонов и более мелких деталей. Для изготовления деталей с допусками в 0,001 дюйма (0,025 мм) требовались почти 1400 отдельных операций, а также специально сконструированные инструменты и измерительные средства. Как признают и В. А. Цыбульский, и Л. Г. Бескровный, такая точность была недоступна тогдашнему станкостроению России. Кроме того, нехватка квалифицированных рабочих и частных производителей стрелкового оружия даже в Санкт-Петербурге замедлила производство новых штампов. Нехватка отечественной техники задерживала переоснащение российских оружейных заводов, и в результате станки и вооружение пришлось заказывать за границей. Россия заказала 1853 станка из Англии, Франции и Швейцарии – приобретение французских нарезных станков было предусмотрено французским контрактом 1891 года (за границей было заказано вдвое больше станков, чем 20 годами ранее у Гринвуда и Бэтли для изготовления винтовок Бердана). Кроме того, для изучения опыта производства на французские оружейные заводы были направлены двое русских специалистов по стрелковому оружию [Цыбульский 1976:62–64; Ашурков 1962: 118–119, 122; Бескровный 1973: 315].

Имеющиеся документы говорят о том, что к тому времени русские стали проявлять больше интереса к новым технологиям. В 1870 году все штампы для изготовления винтовок Бердана были заказаны либо у Кольта, либо у Гринвуда и Бэтли. Спустя 20 лет Мосин сам сконструировал не только винтовку, но и калибры, штампы и шаблоны для ее изготовления. Ему было поручено организовать инструментальный цех и курировать производство калибров и штампов на Сестрорецком оружейном заводе и на Петербургском патронном заводе. Благодаря этому в 1890-х годах только одну из семи серий штампов пришлось заказывать за границей. Хотя переналадка российских оружейных заводов с производства «берданок» на винтовки Мосина потребовала значительного переоборудования, реконструкции и расширения, проблемы были решены быстрее, чем при подготовке к производству винтовок Бердана. К 1902 году в России было произведено почти 3 000 000 мосинских винтовок, и правительство сочло перевооружение своей пехоты на магазинные винтовки калибра.30 завершенным [Бескровный 1973: 319; Горбов 1963: 17]