В своих выступлениях Сумароков вел постоянный диалог с современниками – Ломоносовым и Тредиаковским. При этом отношение Сумарокова к одному и к другому совершенно различно: «Вспомянем его <Ломоносова> с воздыханием, подобно как творца "Тилемахиды" <Тредиаковского> со смехом»: «Ломоносов толико отстоит от Тредиаковского, как небо от ада». Но литературные претензии предъявлены не только Тредиаковскому, которого Сумароков упрекал в «дурном стопосложении», но и Ломоносову: «Великим был бы он муж во стихотворстве, ежели бы он мог вычищати оды свои» (119). Сумароков с горечью писал о том, что Ломоносов не следовал его советам и что постоянно находились те, кто стремился стравить его с Ломоносовым.
В этой связи Сумароков вновь и вновь поднимал профессиональные вопросы. Так, продолжая спор о стихосложении, он связывал ошибки Тредиаковского с его (Тредиаковского) необоснованной установкой на некое правильное чтение стихов читателями даже тогда, когда это не определено ритмически: «Г. Тредиаковский, колико много он от меня не наслышался о спондеях, никак не мог поняти, что спондей у нас иногда хорей, иногда ямб, и полагал он по непонятию своему, что претворение спондеев в хореи и ямбы зависает от единого благоволения писателя. Но сие благоволение будет ли читателю законом, а паче будет ли такое стопосложение слышно читателю, как мыслил автор. <…> Автор узаконяет, но и сам узаконению разумного читателя подвержен» (122).
Упрек Ломоносову также серьезно мотивирован: Ломоносов, «не будучи ни грамматистом, ни знающим чистоту московского произношения», «местоимения включил <…> в частицы речений, а некоторые наречия во предлоги». В сущности, Сумароков подчеркивал, что эмфатика связана только со знаменательными частями речи и служебные части речи не несут эмфатического ударения и не могут, выражаясь современным языком, стать «сильной позицией» текста; в ряде случаев его не несут и местоимения (в первую очередь личные). Если происходит немотивированное смешение функций знаменательных и служебных частей речи, то возникает ситуация, определенная Сумароковым как «вся нечистота стопосложения», которая «от худого употребления спондеев, местоимений, союзов и предлогов и происходит» (122).
В результате, Сумароков уже в условиях XVIII века подчеркивал: «стихи без чистого стопосложения есть труд легкий и самая скаредная проза». Эта мысль будет развита Ю.Н. Тыняновым в работе «О композиции "Евгения Онегина"» (1921–1922, полностью опубл. в 1974 г.): «Деформация звука ролью значения – конструктивный принцип прозы; деформация значения ролью звучания – конструктивный принцип поэзии»[54]. Ю.Н. Тынянов выдвинул понятие семантического порога: «Исключительная установка на имманентное звучание в поэзии <…> влечет за собою сугубую напряженность в искании смысла и таким образом подчеркивает семантический элемент слова; наоборот, полное небрежение звуковой стороной прозы может вызвать звуковые явления (особые стечения звуков etc.), которые перетянут центр тяжести на себя»[55].
В заключение следует отметить, что критическому анализу Сумароков подверг не только произведения своих современников-соотечественников, но и зарубежных авторов, прежде всего французских – Ж.-Б. Мольера, Ж. Расина, Вольтера и др.
Таким образом, в трудах Сумарокова окончательно сформировались классицистические представления о законах искусства. Активный участник литературного процесса в целом и литературно-критических споров в частности, Сумароков отстаивал разумность как организующий принцип в создании произведения. Это требование касалось всех сторон художественного целого – собственно содержательной, жанрообразующей и словесно-языковой. Сумароков зарекомендовал себя незаурядным полемистом, убедительность логики которого способствовала упрочнению классицистических норм «словесных наук».
ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИЧЕСКИЕ РАБОТЫ М.М. ХЕРАСКОВА
Михаил Матвеевич Херасков (1733–1807) – поэт, писавший оды, дружеские послания и элегии, автор басен и поэм («Чесменский бой», «Россияда» и др.), драматург (трагедиограф и комедиограф), романист, был также издателем (журналы «Полезное увеселение», 1760–1762; «Свободные часы», 1763) и организатором науки – директором, затем куратором Московского университета (1763–1802, с перерывом). Литературно-критическое творчество Хераскова принято рассматривать как переходное, поскольку в нем отразилась смена приоритетов русской культуры – от норм и требований классицизма к ценностям сентиментализма.
