Исполнительная и так называемая законодательная власть — полтора года изнурительно, до взаимного бессилия, сражались друг с другом — на позор всей стране. (И тут не упустим отметить парадоксальную ситуацию: Верховный Совет, сторонники тоталитарной власти, по тактическим расчётам изо всех сил вынуждены были отстаивать «принципы демократии»; а «демократы», из таких же тактических соображений, стояли грудью за авторитарность власти. Столь тверды были принципы тех и других.) Обе борющиеся стороны безответственно, наперебой, заигрывали с сепаратизмом автономных республик, толкнули негодующие области и края объявлять и себя республиками, какой оставался им выход? И если бы этот балаган двоевластия не окончился — Россия бы уже распалась на куски. («Федеративным договором» Ленин ещё раз кусает нас из мавзолея. Но Россия никогда не была федерацией и не создавалась так.)
А когда этот кризис разрешился — кровью, избиением посторонних, и опять на позор стране, — демократия потекла не снизу, а сверху, от центрального парламента, и по худшему руслу — через «партийные списки», там партия решит, кто именно будет радетель вашего избирательного округа; и это — при роскошных привилегиях парламентских депутатов и опять-таки нищете страны. Наше закоренелое несчастное русское свойство: снизу мы всё никак не научимся организовываться — а склонны ждать указаний от монарха, или вождя, или духовного или политического авторитета, — а их вот нет как нет, — мелюзговая суетня наверху.
Шалопутные «реформы» Ельцина раскололи население России на сословия преуспевающее и бесправно-нищее (ещё резче, чем «Указ о вольности дворянства» 1762 г.). Самое-то страшное следствие этих безумных «реформ» — даже не экономическое, а психологическое. Беззащитный ужас, потерянность, которые охватили нашу народную массу от гайдаро-чубайских реформ и зримого торжества резвых акул беспроизводственной коммерции (в безумии самодовольства они не стесняются выставлять своё ликование и по телевизору), — можно сравнить только с тем, по Глебу Успенскому, «ударом рубля», которого не выдержал пореформенный мужик — и с тех-то пор поползла Россия в Катастрофу.
Самое отчётливое отображение и оценка этих сокрушительных «реформ» — в нашей демографии. Почти по миллиону в год вымирание — и массовые самоубийства мужчин в расцветном возрасте.
Эти допоследние, сокрушительные удары — ещё жёстче, чем по государству, пришлись по народному сознанию. Они взломали последнюю нравственную опору и последние надежды, что могут существовать какие-то контуры справедливости. Тут — и откровенная наглость новых магнатов-грязнохватов, и развязная распущенность их подручных. И тёмная коррупция непробиваемой новой бюрократии. И декорации показной «демократии», прокупленной новыми денежными мешками, — они ещё опошлили и завершили крушение народного сознания.
А во внешней политике — поражающая находка «встреч без галстуков» (и тамошние обещания? каких примеров ещё искать, если добытый нашими предками, за века, в восьми изнурительных войнах, путь и доступ к Чёрному морю — беловежская корова слизнула языком в одну содружную вечеринку?).
Обновлённый (не новый) государственный аппарат образовался при Горбачёве и Ельцине не методическим, осмысленным составлением, не последовательным наращиванием — но в хаотической захватной суете, из многих осколков коммунистической и комсомольской номенклатур, а также активных проискливых сочувственников. Оттого он — пёстр по составу, не объединён государственным мышлением и не подчиняется согласованно единой воле, по своей вязкости, топкости непробиваем никакою молнией.
Наша история сегодня видится как потерянная — но при верных усилиях нашей воли она, может быть, теперь-то и начнётся — вполне здравая, устремлённая на своё внутреннее здоровье, и в своих границах, без заносов в чужие интересы, как мы навидались в начальном обзоре.
Судьба Российского государства зависит от того, потечёт ли и как — оздоровляющее внутреннее государственное строительство. Горе, если мы всё будем бездумно копировать иноземные образцы, не подгоняемые под наш народный характер. Да можно ли вообще копировать уклад жизни? — он должен органически слиться с традициями страны; вот Япония — не копировала, вошла в мировую цивилизацию, не потеряв своеобразия. Как определял Густав Ле-Бон: национальную душу составляет сочетание традиций, мыслей, чувств и предрассудков; этого всего — не отбросить, и не надо.
