Дружинников было много, гораздо больше, чем ожидал увидеть тысяцкий. В Новгороде знали, что своей дружины у Дмитрия не более пяти сотен, но сейчас, окинув опытным взглядом пеший строй, плотные ряды всадников позади него и цепи лучников, притаившихся на стенах и башнях, Кондрат решил, что на городище никак не меньше тысячи воинов. «Когда только успел князь Дмитрий столько собрать?!»
Но тысяцкий ничем не выдал своего удивления. Конь его, медленно ступая по утоптанному снегу двора, приближался к воинскому строю.
Дружинники расступились, освобождая дорогу. Навстречу тысяцкому выехал воевода Федор, молча кивнул, приглашая за собой.
Князь Дмитрий Александрович сидел в кресле, поставленном в красном углу парадной горницы. На коленях князя лежал длинный, отливающий синевой меч, драгоценное отцовское наследство. Даже здесь, в затемненной горнице, было видно, как молод князь. Легкий пушок золотился на подбородке Дмитрия, щеки полыхали юношеским румянцем. Но широки и тверды были плечи, обтянутые кольчугой, а взгляд — не по-детски суров и внимателен.
— С чем пришел, тысяцкий Кондрат? — негромко спросил князь.
— Прости, княже, за горькое мое слово, — начал тысяцкий. — То слово не от меня, а от веча новгородского. Приговорил Великий Новгород звать на княженье Ярослава Ярославича, а тебе путь чист…
Приглушенный гневный гул прокатился по горнице. Угрожающе шевельнулись копья телохранителей. Воевода Федор сжал побелевшими от напряжения пальцами рукоятку меча.
Но Дмитрий по-прежнему негромко, спокойно проговорил:
— Что еще велено сказать тебе, тысяцкий?
— Ничего боле не велено, княже. А от себя, если дозволишь, скажу. Не держи обиды, князь Дмитрий Александрович, как не держал обиды отец твой! — повысил голос Кондрат. — Смирись, не проливай братской крови. Только врагам твоим будет это по душе…
Дмитрий встал, поднял на вытянутых руках меч, поцеловал холодное лезвие:
— Клянусь мечом отца моего, что не обнажу его против Новгорода, а только в защиту его. Отъезжаю в Переяславль. Но не силы убоявшись новгородской, а не желая усобной войны! Дружину мою ты видел, тысяцкий…
Кондрат поклонился князю, попятился к двери.
Воевода Федор, так и не проронивший ни единого слова, проводил тысяцкого сквозь строй дружинников.
Приоткрылась и снова захлопнулась калитка.
Боярин Юрий Михайлович метнулся навстречу тысяцкому, облегченно вздохнул:
— Слава богу, слава богу! Жив, тысяцкий! А я уже затревожился, не случилось ли худого…
— Князь Дмитрий Александрович — это не Святополк Окаянный![51] — сурово отрезал Кондрат. — Злодейства от Дмитрия не жди. Не такой это князь!
Обиженный боярин молчал всю обратную дорогу, сердито сопел.
А Кондрат вспоминал суровую уверенность Дмитрия, его взрослые глаза, рассудительную речь, и терзался сомнениями. «Подрос переяславский витязь. Не ошибся ли Великий Новгород, вверив свою судьбу Ярославу Ярославичу? Не выиграл Ярослав за долгую жизнь ни одного сражения… А Дмитрий с юных лет показал себя воителем… Не придется ли Господину Великому Новгороду опять звать на помощь сына Невского? Видно, и так может быть… Тогда правильно он, тысяцкий, просил Дмитрия не держать обиды, правильно! Боярину Юрию злость глаза затуманила, а тысяцкий должен о будущем Новгорода Великого думать…»
С песнями возвращалось в город новгородское ополченье. Хоть и храбрились ратники перед походом, что силой сгонят князя Дмитрия с городища, но все же довольны были, что обошлось без сечи. Мечи-то у переяславцев острые!..
4
А через неделю на льду невеликого озера Сиг, что лежало посередине зимнего пути из Новгорода в Низовскую землю, встретились две рати.
Одна рать — та, что поменьше, — выехали на озеро с южной, лесной стороны. Над первым рядком всадников развевался на ветру черный великокняжеский стяг. Остальные всадники окружали большие нарядные сани, в которых ехал новый великий князь Ярослав Ярославич.
Ярослав Ярославич спешил занять новгородский стол, так спешил, что не дождался, когда придут полки из владимирских и тверских волостей. Воевода Прокопий напрасно уговаривал великого князя не отправляться в опасный путь с тремя сотнями дружинников-телохранителей. Великий князь спешил!
