Зашумело, загомонило вече.
Каждый выкрикивал своё, стараясь перекричать соседа.
Но все чаще, все громче звучало над площадью имя великого князя Ярослава.
— Призвать в Нова-город Ярослава Ярославича!
— Молод Дмитрий, не под силу ему княжить!
— Ярослава призвать!
— Ярослава!
Посадник Михаил Федорович снова поднял руку.
Затихло вече, приготовившись выслушать приговор старейшин новгородских.
— Единым сердцем приговорили мы: владыка Далмат, тысяцкий Кондрат и я, посадник Великого Новгорода — послать по князя Ярослава, звать его на новгородский стол. А князю Дмитрию указать дорогу из Нова-города! Любо ли сие, мужи новгородские?
— Любо! Любо! — заревела толпа.
И в этом крике, от которого выше облаков взметнулись стаи ворон с церковных куполов, утонули немногочисленные голоса сторонников молодого князя Дмитрия. А может, промолчали они, памятуя наказ боярина Антония: не выступать открыто насупротив большинства вечников…
Так сказал Великий Новгород свое слово, лишавшее князя Дмитрия власти над новгородцами.
Оповестить князя о вечевом приговоре послали тысяцкого Кондрата. Больше тысячи ратников-ополченцев, натянув кольчуги и взяв в руки копья, пошли вместе с тысяцким к городищу.
Ратники шагали по дороге с веселыми криками и шутками: на дворе боярина Юрия Михайловича, давнего Дмитриева недоброжелателя, их щедро угостили перед этим походом хмельной брагой. Сам боярин Юрий Михайлович с многочисленной вооруженной челядью тоже присоединился к ратникам. Тысяцкому Кондрату он сказал со злорадством:
— Обрадуем князя Дмитрия! Сидит, поди, у себя на городище и не ведает, что пришла пора зажитье собирать, из Нова-города отъезжать прочь! Встречай, княже, гостей нежданных! Попробуй-ка всех употчевать!
Тысяцкий промолчал, втайне сочувствуя Дмитрию. Старый воин ценил в людях храбрость и ратную удачу, а этим, судя по последнему походу на немцев, молодой князь был наделен в избытке. Жаль только, что еще не пришло его время…
Посланцы новгородского веча не застали Дмитрия врасплох. Еще не разошлись вечники с торговой площади, еще распивали хмельную брагу ратники на дворе у боярина Юрия Михайловича, а из ворот Новгорода, по волховскому берегу, хоронясь за кустами, спешили к городищу те неведомые доброхоты князя Дмитрия, о которых знал только боярин Антоний. Не напрасно почти пять лет веселый переяславский боярин ходил по улицам и площадям Новгорода, не напрасно заводил дружбу со многими людьми! Не было тайны в городе, которая рано или поздно не дошла бы до Антония. Далеко смотрел боярин, загодя готовил верных людей ко всяким неожиданностям. Вот и сейчас: уйдет князь Дмитрий в свою переяславскую вотчину, а верные люди в Новгороде останутся. Пройдет время, и взойдет посев, по щепотке, по зернышку высаженный переяславским боярином на новгородской ниве…
Потому-то, как ни торопились Прошка и Акимка, не они первые принесли весть о выступлении к городищу новгородского ополченья. Боярин Антоний, встретивший парней у ворот, сказал:
— Ведаю, о всем ведаю. А вам спасибо за службу, молодцы. Ступайте в оружейную клеть, скажите ключнику, что велел я выдать обоим полный дружинный доспех…
Спустя малое время Прошка и Акимка, в кольчугах и шлемах, с копьями в руках и мечами у пояса, уже стояли вместе с переяславскими дружинниками возле крыльца княжеского терема.
3
Тысяцкий Кондрат остановил новгородских ратников поодаль от Городища, на проезжей дороге. Кивнул боярину Юрию Михайловичу: «Поехали!»
Конный ратник, подняв над головой древко с синим тысяцким прапорцем, держался позади начальных людей.
Дубовые стены городища высоко поднимались над сугробами. Ворота были накрепко закрыты. Никто не выглянул в бойницы надвратной башни.
Тихо, мертво было городище.
Юрий Михайлович усмехнулся:
— Не ждет гостей Дмитрий Александрович…
Тысяцкий постучал железной перчаткой в ворота. Без скрипа отворилась узкая калитка и тотчас же захлопнулась за спиной тысяцкого.
Кондрат въехал во двор городища.
Поперек двора в четком воинском строе стояли переяславские дружинники. Красные овальные щиты их составляли сплошную линию, длинные копья слегка покачивались над островерхими шлемами.