Сотворил старец молитву и дал мальчику знамение божественной благодати – малый кусок святой просфоры. Варфоломей стал очень способным учеником, лучшим среди сверстников. Дар Божий пал на благодатную почву.
С тех пор изменился Варфоломей: читал святые книги, перестал играть и общаться с детьми. Ходил в церковь на все службы и установил строгий пост: по средам и пятницам вовсе ничего не ел, а в остальные дни – только хлеб с водой. Часто ночами не спал – молился.
Семья, обнищав из-за тяжких даней, наложенных Ордой, частых татарских набегов и постоянного неурожая хлеба, в 1328 году переехала в Радонеж и поселилась близ церкви Рождества Христова. Старший и младший братья Варфоломея, Стефан и Петр, женились, а он мечтал о монашестве. Тогда родители ему сказали: «Потерпи немного. Мы сейчас в старости, в нужде и в болезни и некому нам помочь. Твои братья теперь угождают женам, ты думаешь, как угодить Богу. Твоя доля не отнимется у тебя. Послужи нам до гроба, тогда и желание свое исполнишь». Варфоломей послушался родителей. С любовью он заботился о них до самой их смерти и, похоронив, сорок дней молился. Так его жизнь – великое служение и великая жертва Богу – началась с подвига малой жертвы своим родителям.
Отцовское наследство Варфоломей оставил младшему брату, себе взял малую часть и отправился к брату старшему, который после смерти жены стал монахом.
Была у Варфоломея просьба к старшему брату: помочь найти пустынное место. Помог Стефан найти место, удачное для уединенных молитв, в десяти верстах от Радонежа, помог и хижину поставить, и келью устроить, и церковь небольшую срубить, и освятить во имя Святой Троицы. Вот только не захотел Стефан жить в пустыни. «Стефан <.> увидел труд пустынный, житие скорбное, суровое, со многой теснотой, лишениями и недостатками: не получали они ниоткуда ни яств, ни питья, ни прочих припасов, ибо никто не приходил к ним и ничего не приносил. Не было вокруг пустыни той ни сел, ни дворов, ни людей, ни проезжих дорог, не было там ни прохожего, ни посещающего, но со всех сторон все лес да пустынь». Ушел старший брат в Московский Богоявленский монастырь.
В 1337 году Варфоломей принял иноческий постриг от игумена Митрофана, нарекшего его Сергием. Игумен благословил новоявленного инока и удалился в свой монастырь, а Сергий остался один в пустыни.
Одному в пустыни жить трудно, голодно и страшно – дикие звери кругом. Только в общении с Богом все это не важно.
Повадился к Сергию лесной хозяин – медведь в гости захаживать. Прикармливал его инок, разговаривал с ним. Часто еды самому не хватало, но все равно делился со зверем, чем Бог послал.
Недолго жил Сергий в одиночестве. Полнится земля Русская слухами. Потекла молва о святости Сергия, стали приходить к нему монахи, строили кельи, оставались жить. Жить в пустыни обителью не так страшно, как одному, но все равно трудно и голодно. Монахи во всем испытывали недостаток, но Сергий честно предупреждал каждого входящего: «.если со мной на этом месте жить хотите, если служить Богу пришли, приготовьтесь терпеть скорби, беды, печали, всякую нужду, и недостатки, и бескорыстие, и бдение».
В 1354 году Сергий был избран игуменом своей обители, как старейший. Но, приняв игуменство, не изменил правилу: «Если кто хочет быть старейшим, да будет всех меньше и всем слуга» и во всем был примером для монахов. Никакой работы не боялся, новой одежды никогда не надевал. Предпочитал носить простое сукно, сермягу, то, что спрядено и соткано из шерсти овечьей. У него была одна цель – служить Богу.
Не было среди современников Сергия человека, начиная от митрополита и великого князя до простого православного, кто бы ни относился к нему с искренним уважением. Сам Константинопольский патриарх Филофей отправил в Сергиеву обитель посольство, прислав Благословенную грамоту и крест.
Митрополит Алексий, духовник и помощник великого князя Дмитрия Ивановича, на старости лет призвал Сергия Радонежского к себе для беседы. Алексий избрал его своим преемником, но не смог уговорить. Бежал Сергий от мира, от людской славы, у него был свой путь служения Богу, России и Москве. Даже крест драгоценный, которым одарил его митрополит после беседы, не принял со словами: «От юности не был златоносец, в старости тем более хочу в нищете пребывать».
