– Никто сразу князем не становится. Как и графом. Но вас хотят принять в дворяне в знак признания ваших заслуг перед Отечеством. Пока лишь пожалованное дворянство, но потом, если не сойдете с вашего благородного пути, то пожалованное может стать потомственным... для ваших детей. А вы сами можете быть удостоены графского звания или, скажем, баронского...
Хрюка взвизгнула, глаза были отчаянные. Не скрывая разочарования, она ушла на кухню, кокетливо виляя толстым задом. Я с облегчением вздохнул, плюхнулся на диван. От меня пахло, как от коня после суточной скачки. Наискось дразнила слегка приоткрытая дверь в ванную. Оттуда тянуло прохладой, я посоветовал благодушно, но с понятным нетерпением:
– Ребята, не смешите. В стране немало дураков, что и деньги заплатят, и в зад вас поцелуют, только бы их зачислили в бла-а-агародные! Новые русские, старые идиоты – мало ли? Я из другого теста. Прощайте.
Когда нес трубку от уха к рычажкам, оттуда неслось писклявое:
– Вы не понимаете! Лучшие люди...
Я скомандовал:
– Хрюка! На выход.
Никто не отзывался, в комнате было тихо. Удивленный и встревоженный, я сделал шаг в сторону кухни, в лицо пахнуло такой мерзкой вонью, что я сперва отшатнулся, а потом заторопился еще больше, пока смрадом не пропиталось все в комнате.
Хрюка сидела под столом. Сгорбилась, уши виновато прижала, вид был такой несчастный, что я только сказал:
– Ладно... Не страдай. Это я виноват.
Кучу убрал в три приема, кормлю чересчур, но с другой стороны, собака у меня для радости, не для дурацких выставок, пусть лопает, так жить проще.
Лужа подтекла под холодильник. Хрюка чувствовала себя такой виноватой, что я бросил в утешение пару фроликов, потом лишь запоздало подумал, что фролики – это поощрение, а что поощрил, по мнению Хрюки, сейчас?
– Не страдай, – сказал я еще раз. – Раз уж так получилось, то потерпи еще чуть. Потом гулять будем долго...
Воду пустил ледяную, заорал, раскаленная кожа едва не зашипела, но заставил себя стоять под жесткими, как прутья, струями. Хаотичные мысли начали упорядочиваться, словно их тоже промыло холодной струей. Что-то здесь не то... С какой стати вдруг предлагать мне дворянство? Или как-то связано со звонком Рыбаковского? Ладно, это всего лишь безобидные ущербные люди. С комплексом неполноценности, но с повышенными амбициями. Группа калек, что объявили себя лучше по тому же признаку, что и собак, звонок значит лишь, что информация о моем членстве в команде президента уже просочилась за двери кабинета и пугающе быстро пошла вширь...
Продрогнув, я выскочил, растерся докрасна, но и когда вышли с Хрюкой, внутри оставался неприятный холод.
* * *
Хрюка носилась по кустам, норовила подобрать какую-нибудь гадость и сожрать втихаря. Инстинкт охотницы берет верх: даже накорми жареной печенкой так, что пузо будет волочиться по полу, все равно подхватит заплесневелый сухарь и сожрет с такой жадностью, будто мрет с голоду. Собачница из дома напротив, в подобном случае, с краской стыда всякий раз начинает уверять всех, что собаку свою кормит хорошо...
Черт, все-таки у Кречета отношения с массмедия паршивые. Конечно, вместо власти партии наступила власть хама с микрофоном, но массмедики – одна из самых массовых профессий, а где взять миллион умных людей? Но даже наберись столько в России, то надо же и в академики, музыканты, писатели и художники... для журнализма останутся лишь те, у кого вместо мозгов совсем другое.
Кречет не видит, что каждое поколение людей о подвигах и сражениях знает не так, как было, а как подано в массмедии... Сколько в битве под Москвой советские и германские войска понесли потерь, намного больше, чем все потери союзников за всю войну! То же самое в Сталинградской битве, на Курской дуге, при взятии Берлина... Но мир больше знает пустяковые по масштабам операции на Арденнах, высадку в Нормандии... Да ладно, многие ли знают какие подвиги и какие силы были брошены в Липецкую битву?.. А кто вообще помнит это страшное побоище во времена Древней Руси! А вот весь мир знает, в том числе и Россия, что один швейцарский охотник подстрелил ненароком забредшего в лес австрийского наместника. Об этом написаны книги, поставлены оперы, балеты, написаны симфонии... «Вильгельм Телль»! И мы, мол, пахали. То есть, принимали участие в национально освободительной борьбе. Изничтожали прогнившую австро-венгерскую империю.