Яузов тихонько хрюхнул, потом затрясся всем телом, захихикал мелким противным смешком, лицо побагровело, мы все начали улыбаться, а Яузов в изнеможении плюхнулся на стул у двери, лицо стало кисло-сладким, знаками умолял пощадить, а то сейчас кончится...
Коган молчал, в глазах было веселое восхищение. Краснохарев проворчал непонимающе:
– Да как же так?.. Опять Коган... Когда он успевает? Теперь уже во главе русских язычников... В борьбе за истинную веру?
Кречет сказал невинно:
– Христа распяли, ладно – их внутреннее дело. Но язычники...
– А теперь хотят и его учение искоренить, – предположил тихий Усачев. – Странный какой-то сионистский заговор.
Я боялся, что головы повернутся в мою сторону. Так и случилось, и от ожидания скорых неприятностей мороз пошел по коже. Стараясь выглядеть тоже беспечным и веселым, я развел руками:
– Почему нет?.. Христианская церковь – враг иудаизма. Православие попортило крови иудеям больше, чем все цари и генсеки вместе взятые. Но, полагаю, дело не в этом.
– А в чем?
– Никто не собрал древних русских былин и сказаний больше, чем еврей Гильфердинг. Годами скитался по самых удаленным селам Севера, записывал все, что еще оставалось в памяти древнейших стариков, публиковал, снова отправлялся в экспедиции, спасая древнее русское наследие. Так и замерз где-то в лютую метель. Полагаю, что и этот... Казанов вполне искренен.
– Но почему? – не понял Краснохарев. – Почему?
– Сионистский заговор, – объяснил Кречет серьезно.
Я покосился на Когана, тот молчал, отводил глаза. Кречет тоже бросил быстрый взгляд на министра финансов, взял Краснохарева за плечи и вытолкал в двери:
– Казанов так Казанов, язычники так язычники... Пока ни моей головы, ни моей задницы не требуют – черт с ними. Лишь бы налоги платили.
* * *
Когда я вставлял ключ в замочную скважину, телефон подпрыгивал от истошных звонков. С той стороны в дверь знакомо бухнуло. Хрюка скреблась и верещала, когда я приоткрыл дверь, бросилась на грудь, как мелкая прыгучая болонка.
– Не понимаю, – сказал я, – чего к тебе цепляются? Толстая, мордастая... Во-первых, ты не толстая, а аппетитно полненькая. Во-вторых, Анна Каренина тоже была полной, как и Гамлет, но дураки постановщики обязательно выбирают на их роли тощих и заморенных манекенщиц и... э-э... манекенщиков. А ты – настоящая!
Она повиляла хвостиком, преданно глядя в глаза. Мол, ты тоже настоящий, дай фролик.
Телефон зазвонил снова. Снова выждал до третьего звонка:
– Алло?
Из трубки донеслось:
– Виктор Александрович?..
– Вы забыли назваться, – ответил я сухо. На табло пробежали прочерки вместо номера звонящего. Либо кто-то звонит из автомата, либо не желает, чтобы его номер высветился на моем определителе.
На том конце мужской голос сказал поспешно:
– О, простите великодушно!.. Наша, знаете ли, национальная черта. Особенно обидно для нас, кто стоит на возрождении нравственности, порядочности, что обязательно включает в себя правила поведения, этикета... Вас беспокоят из Высшего Дворянского Собрания. Меня зовут Аркадий Аркадьевич, я ответственный секретарь нашего общества, мы бдим и радеем о возрождении нравственности...
Хрюка подбежала к двери, поскреблась снова прибежала, глядя в мои глаза очень настойчиво.
– Аркадий Аркадьевич, – сказал я, – не говорите так красиво.
На том конце провода дробно рассеялись:
– О, слова Базарова! А нынешнее поколение уже и не знает Тургенева...
– Аркадий Аркадьевич, – сказал я уже суше, – чем могу быть полезен?
На том конце провода уловили мое нетерпеливое желание отделаться, голос заторопился:
– Понимаете, многие видные члены нашего общества высоко оценили ваш труд на благо Отчизны. В частности, князь Голицын, князь Вяземский, князь Тьмутараканов, ряд баронов... Группа видных членов выступила с предложением принять вас в Высшее Дворянское Собрание.
Хрюка снова настойчиво показала на дверь, напоминая, что раньше гуляли три, а то и четыре раза в сутки, а сегодня были на улице только раз, сейчас уже почти ночь...
Я удивился:
– Но я же, к счастью, не князь и не граф!
Голос сказал с мягкой укоризной хорошо воспитанного человека:
