Кречет посматривал насмешливо:
– Не любите?
– Очень, – признался я. – Грубая сила, знаете ли, всегда противна интеллигенту.
– Интеллигенция бывает разная, – возразил он. – Есть и такая, что воспевает мощь наших вооруженных сил так, что тошно становится. К примеру, этот Терпуш...
– Которого в Госдуме проталкивают в министры культуры?
Кречет быстро взглянул на меня:
– И это знаете?.. Черт, какой дырявый у меня кабинет... Успокойтесь, Коломийцу ничего не грозит. Услужливый дурак опаснее врага, как сказал народ, а повторил один басенник.
Я усмехнулся:
– Разве Терпуш такой уж дурак?
– Дурак, – серьезно ответил Кречет. – По большому счету, дурак. Хоть и ультра-патриот... Но врет настолько, что стыдно и за него, и за Россию, которую превозносит так усердно, что блевать хочется. Он не понимает, что достигает обратного результата, когда непомерно восхваляет победы, скажем, на Куликовом поле или Бородино... Это можно было при Сталине, когда историю переписывали как угодно, а иностранные передачи глушили, но сейчас любой грамотный резонно скажет: прости, дядя, но при Бородино русская армия потерпела сокрушительное поражение! Заслуга ее только в том, что впервые сражалась с Наполеоном доблестно. Все остальные битвы, а их было много еще до вторжения в Россию, проиграла с позорнейшим результатом. А Наполеон всякий раз возвращал нам из плена русскую армию, одев ее заново за свой счет!.. На поле Куликовом мы победили не Орду, как Терпуш вопит на всех сходках патриотов, а один крохотный отряд. Причем, положив почти все русское войско. На следующий год пришел другой отрядик, взял Москву, сжег, а Дмитрий Донской при виде подходящих татар позорно сбежал в леса... Но об этом помалкивают. Вообще-то для Орды наша Русь была крохотным пятнышком где-то на окраине мира, она больше обращала внимание на богатейшие уже захваченные страны всего Востока, Китая, Юга... Брехня даже с памятником! Донского изобразили худощавым красавцем, а все летописи говорят, что он с детства был зело тяжел, грузен и толст, на коня садился с помощью двух мужиков. Каково чистой душе, что верит всему, а потом наткнется на эту, предположим, строчку в летописи? Перестанет верить и правде!
Я покачал головой:
– Про вас могут подумать, что Россию не любите...
– Идиоты! Я как раз ее люблю больше, чем они. И жизнь готов отдать. И страдаю, что не было у нее тех победоносных войн... Ну, Суворов, хотя к нему отношение двоякое. Все-таки бил турок, а в ту эпохи турки были хуже, чем мы в Крымскую... И вообще все войны Суворов вел, если честно, несправедливые... Как бы теперь сказали, захватнические. Спасал царей! Боролся против прогресса в мире, даже в армии. Чего стоит его идиотское: пуля – дура, штык – молодец!.. Нет, я люблю Россию, но если у нее не было тех великих побед, то они будут!..
Пол слегка наклонился, я ухватился за спинку сидения. Земля встала под углом, приближалась пугающе быстро. Крохотные коробки танков вырастали, а игрушечные дома превратились в склады, ангары, приземистые укрепления. От горизонта до горизонта земля выглядела пугающе мертвой, изрытой, словно по ней палили из космических кораблей или же сюда высыпался рой тунгусских метеоритов.
Мои плечи сами по себе передернулись:
– Как на Луне!
– Велика Россия, – согласился Кречет. – В ней отыщутся не только лунные поля, но и черт знает что, а то и того больше... От полного безмолвия Заполярья до бамбуковых зарослей Приморья... И везде наши танковые армии ржавеют. Жаль, не успеваем продать к черту! Все-таки танки у нас самые мощные в мире. Танки – это танки...
Я сказал с горечью:
– Танки, танкисты... А для меня это слово значит совсем другое... И не только для меня.
– Что же? – полюбопытствовал Кречет.
– В городе Братске так называют... по крайней мере, в 80-х называли, солдат, что убегали из армии и прятались в канализационных трубах под городом. Даже в лютые зимы там можно некоторое время выжить... Часто можно было видеть, как тот или иной горожанин, покупает в булочной две буханки хлеба, одну по дороге бросает в люк, а другую несет домой. Так делал почти весь город. Для них слово «танкист» – это несчастный исхудалый солдатик с отчаянными глазами, который прячется под железной крышкой городской канализации. Иные прятались годами... Почти все постепенно умирали от холода и болезней.
