* * *
Я очнулся от дум, чувствуя некоторое неудобство. В салоне удобно, тепло, сухо, но за окном проплывают дома незнакомые, а улица выглядит как-то не так. Не сразу понял, что едем не привычной уже дорогой, а Володя держится несколько напряженно. В голове тут же прокрутились сцены из фильмов о похищениях, киллерах, террористах. Я спросил как можно будничнее:
– А чего не по Тверской?.. Пробки или дорогу размыло?
Он даже не шелохнул бровью.
– Положено.
– Почему? Простите, я человек гражданский...
– Замечены передвижения, – произнес он так же буднично, как и я. – Маленькие такие подвижки... Ничего определенного, но никто не хочет ни на мину напороться, ни поймать пулю с крыши.
– Ого, – сказал я, – настолько серьезно?
– А что, думаете, если президентом Кречет, так и никто не решится?
– Это Россия, – ответил я. – Здесь на все решаются.
– Через Сретенку не проехать, – сказал он уже охотнее, – это точно. Там митинг, какого не знали со времен перестройки. Люди озверели, вот-вот вломятся через кремлевские ворота.
– А со стороны Кузнецкого Моста?
– Там разгулялись сторонники Русского единства. Вчера еще была драка с либералами. Их лидер объявил себя истинно православным, теперь бьется за святую церковь, как вчера бился за предоставление московских квартир депутатам.
Лицо его было лицом молодого разочарованного старика, который повидал столько гадостей, что больше ничему не верит.
Когда впереди показался памятник Долгорукому, я сказал:
– Здесь и высади.
– Но президент велел к самому дому...
– Мой дом соседний. Не боись, еще светло, никто не обидит. Видишь, сколько везде милиции?
Он хмыкнул, мол, как раз милиция и обидит, но смолчал. Футуролог с воза, кобыле легче.
– Завтра во сколько? – спросил он, притормаживая.
– Как обычно.
Возле памятника Долгорукому толпа была впятеро больше, чем в прошлый раз. На душе было тревожно, слишком быстро язычники захватывали позиции, а церковь совершенно не борется, хотя тысячу лет тому залила кровью Киев, утверждая свою власть, а потом еще несколько сот лет искореняла язычество, капища жгла, а людей казнила...
В прошлый раз было три оратора, теперь уже пятеро сменяли друг друга, новенькие были поувереннее, умелее в словесных баталиях, постепенно оттесняли зачинателя, перехватывая власть в новой складывающейся структуре.
Правда, все те же крики о древности Руси, великой славе предков, арийском происхождении...
Эх, ребята, мелькнуло у меня брезгливо-жалостливое. Не там ищете! Это сейчас доказываете друг другу, что вся цивилизация пошла из Руси, которая тогда называлась не Русью, а как-то по другому, скажем, Месопотамией или Вавилоном, что хетты – это хатты, предки славян, что троянцы – славяне, как и шумеры, но потом, с ростом своих же раскопок в книгах, поисках еще более древних корней, с разочарованием узнаете, что как ни крути, а немцы или арабы имеют более давнюю историю. А уж про евреев или ассирийцев и говорить нечего. Но силы уже уйдут, вам останется только признать свое поражение и угрюмо отойти в сторону.
Но почему так заклинились на древних корнях? Разве не важнее, кем будут наши внуки, чем кем были наши деды? Брехня, что не зная прошлого, нельзя предвидеть будущее. Красивая фразочка, что с натяжкою была верна в эпоху, скажем, Древнего Рима. Тогда из прошлого древних египтян, мидийцев, греков можно было извлечь уроки. Те же восстания рабов, набеги варваров, хвостатая звезда в небе... Но в прошлом не было движения зеленых, атомного оружия, Интернета, всемирного телевидения и прочих штук, что так меняют жизнь. А кто не успеет, тот получает огрызок от яблока, как вон те идиоты, что подставили мне свою красотку.
Я очнулся от невеселых дум, рядом подпрыгивали и кричали хвалу Сварогу крепкоплечие ребята. Коротко постриженные, в глазах отвага и желание отдать себя чему-нибудь высокому.
Я поинтересовался:
– А как насчет ислама, ребята?
Один, постарше, даже не парняга, а солидный мужик лет сорока, оглядел меня с неприязнью:
– На кой нам вера чернозадых?
– Так Кречет берет ее не у чернозадых, – пояснил я. – У благородных арабов, что Синбады-мореходы и Али-бабы.