В принципе это было бы концом войны, не будь война «священной». Сеит Садиир ака Сафар-хан сдаваться не собирался. Правда, крымская конница, в приход которой он, судя по всему, свято верил, появляться не спешила, и потому любимец Аллаха не нашел ничего лучшего, как обратиться за помощью к идолопоклонникам-калмыкам, которые были уже далеко не теми «сиротами», что два десятилетия назад. Из далеких монгольских степей что ни год прибывали новые беженцы, решившие отдать Цинам землю, но сохранить жизнь, и к описываемому времени мелкие беззащитные улусы превратились в орду, объединенную хан-тайшой Мончаком. Его сын Аюка, сменивший отца, поддерживал с Россией странные, двусмысленные отношения: с одной стороны, как бы не отрицал, что Москва – сюзерен, и платил ясак, с другой же вел в Степи вполне самостоятельную политику, без оглядки на кого угодно воюя с теми, с кем считал нужным. Так и на сей раз, получив приглашение, спрашивать мнения «белого царя» Аюка не стал: уже в середине июля четыре тысячи калмыцких всадников вошли в пределы «договорных» земель и с ходу начали военные действия, поддержав отряды Сеита, после поражения при Ик ушедшие на восток. По всей Сибирской дороге начались ожесточенные бои. 27 июля союзники осадили Мензелинск, захватили и уничтожили большие торговые села Николо-Березовка и Челны-Камские и в очередной раз блокировали Уфу, а некоторые особо ретивые батыры дошли в рейдах даже до Самары.
Однако лекарство оказалось хуже болезни. Калмыки, полагая себя в полном праве, взимали плату за помощь в полном объеме, грабя все подряд, без оглядки, враг или друг, давя любое сопротивление с утонченной, очень восточной жестокостью, а жалобы мятежных биев уходили в пустоту. У Аюки были свои планы. Очень скоро стало ясно, что в башкирах он видит не союзников, а подданных, считаться с которыми нет нужды, поскольку деться им все равно некуда. В итоге весьма успешно стартовавшее наступление захлебнулось: башкирские отряды, защищая свои кочевья, начали резать калмыков, калмыки не остались в долгу, – и в конце концов, хан-тайша, получив к тому же очень серьезное предупреждение из Москвы, подкрепленное казачьими набегами на его земли, в начале 1683 года отозвал свою конницу, дав ей распоряжение «щедро вознаградить себя за поход» и прислав для этого дополнительные силы.
С этого момента на Сибирской дороге закрутилась кутерьма, разобраться в которой не смог бы никто. «Моджахеды» Сеита (вернее, Тюлекея, поскольку сам бывший Сафар-хан куда-то исчез и более в источниках не упоминается) атаковали «гяуров», параллельно стараясь не позволить вовсю вознаграждавшим себя калмыкам грабить свои кочевья. «Верные» башкиры сражались и с теми, и с другими. Русские отряды выдавливали «моджахедов», вступая в стычки с калмыками, когда те грабили «верных», но глядя сквозь пальцы на разграбление людьми хан-тайши «бунташных» поселений. Это уже был не мятеж, а всеобщий хаос, понемногу смиряемый силами правопорядка, возглавляемыми опытным полководцем князем Юрием Урусовым. Сколько-нибудь осознанный бунт продолжался только на западе, где позиции «моджахедов» все еще были достаточно сильны. Весной 1683 года отряды Тюлекея атаковали Билярск и, хотя крепости взять не сумели, дотла сожгли слободу, перебив множество мирных «урусов», в том числе – чего раньше не случалось, – женщин и детей. Возбуждаемые муллами, вновь заволновались многие волости за Камой, и спешно посланным на погашение очага яицким казакам пришлось выдержать ряд серьезных боев в районе Мензелинска, завершившихся, впрочем, поражением бунтовщиков.
В целом к началу декабря 1683 года операции по восстановлению порядка завершились. Сопротивляться продолжали только «моджахеды», которым нечего было терять, да еще джигиты очередного поколения Кучумовичей, в стороне от событий, естественно, не оставшихся. Но после столкновения в январе 1684 года у села Богородское, последней сколько-то серьезной стычки, это были фактически уже шайки грабителей, ни на что серьезное не способные и рассыпающиеся при первом столкновении с регулярными войсками. В результате последних «моджахедов» били и выдавали сами же башкиры, даже те, кто недавно бунтовал. Выдали, в частности, и Тюлекея, которого судили и повесили вместе с десятком отморозков и крымских дервишей. Прочие участники бунта, даже активисты, были прощены и отпущены под честное слово, о судьбе же Сеита так ничего толком и не ведомо, есть только устное предание, будто его похитили, ослепили и убили калмыки. А весной специально прибывший из Москвы в Уфу стольник в присутствии сотни башкирских старшин официально подтверждил жалованные грамоты Ивана Грозного в полном объеме и отсутствие у правительства намерений насильно крестить мусульман.
