Подрывные группы, действовавшие в тылу противника, были весьма изобретательны. Извлекать противотранспортные мины очень трудно: даже когда их обнаруживают и пытаются обезвредить, мины взрываются. Так как их не хватало, партизаны ставили на дороги ложные мины. Обнаружив такую „мину“, противник взрывал ее дополнительным зарядом и таким образом сам разрушал железнодорожное полотно или покрытие шоссейной дороги.
Благодаря действиям наших групп движение на некоторых участках дорог ночью совершенно прекращалось, и тем самым срывались плановые переброски фашистских войск и техники»[21].
За время боевых операций против войск фалангистов потери 14-го корпуса составили только 14 человек, причем 2 бойца погибли по нелепой случайности. После поражения республиканцев часть личного состава партизанского корпуса перешла испано-французскую границу, а часть перебралась через Алжир в Советский Союз.
О действиях советских диверсионных частей в Испании уже впоследствии, на апрельском совещании 1940 года, попутно упомянул Х.-У. Д. Мамсуров. Он заметил, что те части, «которые были там сформированы и действовали в тылу, принесли огромнейший вред противнику»[22]. По данным Мамсурова, диверсионными частями было уничтожено в тылу противника огромное количество грузовых машин, паровозов, вагонов, захвачено в плен много офицеров франкистской армии, ликвидированы легковые машины, «главным образом с офицерами на дорогах в тылу, сотни машин»[23]. Это крайне любопытный отзыв, который дает некоторое представление о масштабах деятельности отечественных диверсантов в Испании.
Испанский опыт, накопленный советскими специалистами по спецоперациям, оказался поистине бесценным и уникальным. Однако случилось непоправимое: в 1937–1938 годах все подразделения типа СМ-взвод и партизанские отряды были расформированы, партизанские школы, тайные склады оружия и боеприпасов — ликвидированы. Произошло это по многим причинам. Не последнее место среди них занимала новая военная доктрина, в которой не нашлось места таким понятиям, как «малая война» и «партизанство». Отныне эти понятия в лучшем случае причисляли к разряду анахронизмов, в худшем — к враждебным проискам.
«В те грозные предвоенные годы, — писал С. А. Ваупшасов, один из организаторов заблаговременной партизанской борьбы, — возобладала доктрина о войне на чужой территории, о войне малой кровью. Сама по себе, абстрагированная от конкретно-исторической обстановки, она, разумеется, не вызывала никаких возражений, имела ярко выраженный наступательный, победоносный характер. Однако проверку реальной действительности эта доктрина не выдержала и провалилась»[24].
Впрочем, новая военная доктрина и расформирование саперно-маскировочных взводов и партизанских отрядов было не самым страшным обстоятельством. Гораздо больший, подчас невосполнимый ущерб обороноспособности страны был нанесен репрессиями в отношении организаторов подготовки будущего партизанского движения и диверсантов. На основании самых нелепых и вздорных обвинений аресту и последующему физическому уничтожению подверглись многие сотрудники Разведупра, НКВД, партийные работники обкомов и горкомов, которые в конце 20-х — середине 30-х годов профессионально занимались подготовкой к «малой войне».
Из партизанских специалистов уцелели немногие, в частности А. К. Спрогис, С. А. Ваупшасов, Н. А. Прокопюк, И. Г. Старинов и ряд других. Одних из них от угрозы ареста спасла счастливая случайность, других — заступничество наркома обороны СССР маршала К. Е. Ворошилова.
Ликвидация в конце 1930-х годов разведывательно-диверсионных подразделений серьезно затормозило развитие советских войск специального назначения.
Несостоятельность этого решения военно-политического руководства страны показала война с Финляндией 1939–1940 годов. В это время необходимость в разведывательно-диверсионных формированиях Красной Армии стала предельно ясной.
