– Я поэт – Только тем и интересен!
Фактически же некто вбивал клин между императором и первым поэтом России, а это уже начинало приобретать характер крупной политической провокации, что мгновенно насторожило Николая; скорее всего именно этим объясняется его уверенность, что автором пасквилей является Геккерен-старший – император полагал за дипломами политическую фигуру и не видел других заинтересованных лиц такого круга. Вероятно, подозрение это было неявно и неотчетливо перемешанное с адюльтерно-бытовыми мотивами, поэтому предпринятые полицией поиски шли не очень активно, т. е. растопыренными пальцами в разные стороны; и можно понять особых результатов не дали: во всяком случае прямых улик против барона получено не было. В этих условиях император решил выждать, определившись по поведению А. С. Пушкина.
Обстоятельства появления дипломов наводили на серьезные размышления: аноним разослал их исключительно членам «Кружка Карамзиных», что определенно намекало на его какую-то с ним сопричастность, и принятые в нем Геккерен и Дантес вполне под этот намек подходили. С другой стороны здесь собирались наиболее преданные друзья и почитатели Пушкина, склонные оберегать, а не будировать поэта, которые предсказуемо уклонились бы от разглашения факта появления дипломов, сохраняя Пушкина и Императора по одну сторону барьера, – и только сам Пушкин, подстегиваемый невыносимым сознанием, что диплом гуляет по рукам самых близких людей будет яриться и кидаться на всех и вся, и особенно на выставленную красную тряпку дворцовых сфер, следуя очевидному стремлению пасквилянта столкнуть и развести его с императором, при этом таким образом, что инициатором конфликта и разрыва всецело выглядел бы А. С.; при этом без особой к тому основательности: общество преимущественно ничего не знает; знающие помалкивают и более всего раздражаются на возмутителя за тщету своих усилий сохранить «плохой мир от доброй ссоры»; власть-император, непонятно за что подвергшаяся нападкам, будет взбешена – защитников у А. С. поубавится… Как и желающих сотрудничать с ним.
Это было серьезным испытанием на лояльность поэта к власти и, кажется, Николай Павлович данную сторону ситуации вполне оценил; общая значимость интриги все же от него ускользала, терялась в альковных дрязгах: отсутствовал очевидный мотив, сводящий здание к одной крыше.
Удивительно, но Александр Сергеевич, при всем холерическом бешенстве темперамента почувствовал эту сторону пасквиля почти сразу. Можно согласиться, что сначала он заподозрил в дипломах беспредметную великосветскую подлость образцового мерзавца, мерзавца из принципа, не от аморальности, а от антиморальности Александра Раевского, но уже через пару дней его поиск обратился на политические сферы. Чисто объективным основанием тому стало, скорее всего, заключение его знакомого А. Яковлева, по осмотру дипломов заявившего об иностранном происхождении их бумаги и малой доступности таковой за пределами дипломатического корпуса. Эти две ориентировки: дипломы получили только члены кружка Карамзиных; к дипломатическому корпусу принадлежал вхожий к ним барон Геккерен – определили ход его мысли, и обращение на нидерландского поверенного и его приемного сына… И кажется попал впросак: эти странно-грубые детали на изощренный интриге – ведь 166 лет так и не выяснили мотива! – кажутся слишком нарочитыми, слишком раскрываемыми.
Что, Геккерен, профессиональный дипломат, т. е. по определению В. Темпла «честный человек, совершающий бесчестные дела в интересах своего государства», не понимал, отсылая эти дипломы, что по ним будет занаряжено следствие, или частное от Пушкина, или официальное от уязвленной власти, а то и оба сразу, и круг адресатов, и бумага немедленно насторожат следователей против него?
Лень послать в лавочку за русской бумагой?
А зададимся вопросом – будет ли так играться с властью страны пребывания аккредитованный дипломат, мимоходом щелкнув по носу намеком на адюльтер не только Пушкина, но и государя?
А Дантес-Геккерен?
Позвольте мне привести эпизод из рассказов Н. В. Трубецкого, который А. Ахматова заклеймила «маразматическим бредом», а С. Абрамович «не хочет воспроизвести даже в отрывках»…
