Русская война: Утерянные и Потаённые - страница 37

Шрифт
Интервал

стр.

Я завершаю эту эскиз-работу художественной реминисценцией через призму Крымской войны, уже в свободе ассоциаций вольного слова.

Опять война (ноябрь 1999 г.)

Вот они
– Снова на нас собрались,
Строятся под барабан
Английский дрист!
Французский свист!
Оклахомский хам!
И пол – Германией заковылял
Старый приятель —
Дранг!
Что же – припомним 19 век?
54-й год?
Когда дырявили их борты
Кронштадт и Свеаборг,
Когда Петропавловск скулы дробил,
Пускали на дно Соловки,
Когда севастопольские штыки
Рвали их сюртуки?
Но где Севастополь —
На русской земле
Железный ее исполин?
Какие земли стережет Свеаборг
Гранитом своих твердынь?
Кто Нахимов?
Где Муравьев?
Карский? Амурский? —
Один?
Кто поднимет боевую хоругвь
– Свердловский Пьяный Свин?
Шлюхи Петербургские
Станут корпию рвать?
Жирная Жаба
Мас-Ква
Отправит холеных своих
сыновей
На Малахов курган?
Бросьте играться
в слова – псы,
Вы, ползающие черви,
От породившей вас
Голубой Чумы
Побежавшие под Желтую.
Вы,
Ополоумевшие хорьки,
Крысы, выродившиеся в мышей,
Вы только можете,
что визжать,
Когда пламя полощет.
Нет!
Не ваши ответит Русь!
Не здесь её меч лязгнет!
Не отсюда её полки потекут
Сметая Западные и Восточные
Казни!
А ты,
пропившийся Народ-бурьян,
Предавший 25 миллионов братьев,
Что ты верещишь,
как будто живой,
Как будто воин
– а не голь перекатная.
Слушай – тварный!
Грызи – мразь!
Правда твоя – Солженицын,
Борька Ельцин – твой князь,
Лебедь – рожа,
Ковалев – задница.
Тебе долго везло на вождей
Петра – плотника,
Катю – умницу,
Ленина – мыслью полировал,
Сталина – сталью множил.
Вот и привык ты
По их делам —
– На себя чваниться,
– Схоронив героев —
– Их носить ордена,
– Напиваться за Победы —
– Не тобой одержанные
Ну-ка,
Опомнись —
Пьяный шалман!
Я тебя видел не раз,
Как ты в Ташкенте
Перед шпаной бежал,
Перед чеченом дрожал —
Теперь, ударенный в башку мочой
Вдруг скакуном заржал!?
Тебе слово – свист в ушах,
Тебе дума – муть!
Ну-ка,
Прикинь,
Как в танке гореть,
В подводной лодке тонуть?
А ну-ка,
Подожми хвост —
Это не хоккей – дебош!
А ты, одинокий товарищ мой
Это не наш бой!
Готовь оружие,
Смыкайся в строй
На их войну —
– Нашей войной!

Утаённый свидетель эпохи

Это звонкое имя Пушкин…?

Поэт и государь: загадка придворного чина А. С. Пушкина

Автор приносит благодарность редакции журнала СЛОВО, единственному в России опубликовавшему эту работу

Краткое предуведомление

Эта работа – затрудняюсь определить ее форму: эссе, статья, привходящее умствование – возникла из частного хода к другому материалу, условно называемому мной «Курс великорусской истории в концептуальном изложении» или «Историософия великорусской истории» по двум точкам зрения на него, профессионально-специальной и отвлеченно-спекулятивной.

В рамках этого материала мне понадобились частные данные об установлении национальной традиции взаимодействия Власти с Наукой и Культурой, столь отличной от новоевропейской: ученый – образованный ремесленник; поэт – версификатор на сдельщине; в то время как в России ученый – Служитель Истины; поэт – Пророк; чем восторгаются подворотно-либеральные шавки, пока они обижены; и от чего они немедленно призывают отречься, как только начинают получать построчно и суточно.

Естественно было обращение к знаковым в русской науке и культуре, которая преимущественно были литературой, фигурам М. В. Ломоносова и А. С. Пушкина, заложивших и определивших направления этой традиции – но насколько неожиданным оказался результат от работы, исходно полагавшейся, как некоторое малотворческое преобразование наличного материала к удобству обоснования другой темы…

Поэт и Государь

Загадка придворного чина

А занятное, право, положение, когда идешь за одним, а сваливаешься на другое, как там у Грибоедова – Шел в комнату, Попал в другую… Эта глава[16] не задумывалась, была не с руки, скорее не проясняет работу[17] в направлении ее главной темы, но как-то развивает, оживляет ее в новом постижении Эпохи-Власти; ту сторону отношений, что возникали в преломлении Власть-Наука, теперь трансформируясь в осмысление Власть-Искусство; Власть и Ограничения разума Пан-Логического в направление Власть и Беспредельность гения творчества: первое всегда с привкусом рассудочной легитимности, второе с оттенком надбытийного безумия; чем принципиально отличны восхождения познания от постижений искусства.


стр.

Похожие книги