Русская рулетка - страница 10

— Прошу вас! — по-птичьи вздёрнув голову, пригласил Таганцев, рукою показал на проход, ведущий в кухню.

Шведов молча склонил голову и, сосредоточенный, прямой, неожиданно переставший излучать силу — он вновь погрузился в себя, и это Таганцев тоже почувствовал, — первым проследовал в кухню, сел на старый венский стул, стоявший у круглого деревянного стола с поблеклым и кое-где уже облезшим лаком. Стол был накрыт чистой льняной скатертью. Впрочем, неказистая скатерть эта была мала, Таганцев невольно поморщился: вечно Маша эта на всём экономит — гостей принимать неудобно, но в следующую минуту одёрнул себя.

— Извините! — пробормотал он неловко, как-то боком придвинулся к печушке, распахнул тяжёлую, отлитую из чугуна дверцу. — Эта машина такая: не подтопишь — не согреешься, — кинул в слабо горевшее нутро ещё два тёмных брикета.

— Наземным топливом топить печку?

— Сапропелем, прессованным илом.

— Сапропель, сапропель. Хорошее слово для пароля.

— Можно использовать.

— Придёт время, — Шведов улыбнулся, едва приметно раздвинув тонкие, твёрдые и невероятно сухие губы. Таганцеву захотелось как можно скорее предложить гостю чая.

— Собственно, ради этого мы с вами и встретились, — чистым и звучным голосом проговорил Таганцев и невольно покосился на дверь: а не слышит ли их кто? Квартира была пуста.

Гость в ответ ничего не произнёс, легко побарабанил пальцами по столу, произнёс задумчиво, словно бы для самого себя:

— Сапропель! Наверное, Владимир Николаевич, горит он, но всё-таки не греет.

— Хоть горит-то. Один вид пламени уже приносит тепло. Если руки не греет, то душу-то уж точно не отапливает.

— Это, Владимир Николаевич, из области философии, из высоких материй, а я земной человек, даже больше, чем земной — грешный, уязвимый, подверженный порче, — мне больше то подходит, что греет руки. Душа — дело второе.

— Считайте, что в этом вопросе мы с вами расходимся.

— Благодарю вас, — Шведов наклонил голову. Таганцев подумал, что Шведов, как военный человек, обязательно должен относиться к нему, невоенному, а значит, чужому, слабому, свысока, и это вызвало у него ноющее чувство, виски начало щипать, он приготовился в ответ на резкость сказать что-нибудь резкое, но Шведов произнёс примиряющее: — Если с вами пойдём в одной упряжке, у нас не будет, — он споткнулся, подумал немного, поправился, — у нас не должно быть разногласий ни в одном из вопросов, Владимир Николаевич!

— Я этого тоже хочу.

Что-то не складывался у них разговор. Таганцев не мог даже точно определить, в чём дело — то ли сбивала шведовская обособленность, его колючесть и высокомерие, то ли он сам не мог до конца довериться гостю, срабатывали внутренние тормоза.

Но останавливаться на полпути было нельзя.

— Простите, Владимир Николаевич, за незнание и серость, но что за должность большевики определили вам в Сапропелевом кабинете? Он за Академией наук числится?

— Совершенно верно. Должность звучная — учёный секретарь.

— Действительно пышно звучит. Люди, которые придумывают подобные титулы для разных мелких контор, относятся к двум противоположным категориям: либо они очень сильные, либо очень слабые.

— Большевиков слабыми назвать нельзя.

— Но и сильными тоже.

— Лучше преувеличивать мощь врага, чем преуменьшать, в результате неожиданностей меньше бывает, — в голосе Таганцева появились упрямые нотки.

Шведов склонил голову набок, в маленьких глубоких глазах его возникло жёсткое выражение. Этот человек не любил, когда с ним спорили, и Таганцев, опережая его, произнёс громко, тоном, не терпящим возражений:

— «Сапропель» — плохой пароль. Только для провала. Начало ниточки, за которую можно сдёрнуть с крыши ласточкино гнездо.

— Ласточки вьют гнёзда не над крышами, а под крышами.

— От «над» до «под» вообще-то большое расстояние, но в данном случае разница столь невелика, что её надо в лупу рассматривать.

— Странно, — неожиданно задумчиво произнёс Шведов, — мы с вами встретились, чтобы стать друзьями и единомышленниками, а разговариваем… — он махнул рукой. — И говорим-то ни о чём!

— Вы правы, — Таганцев понизил голос, — но лучше уж сразу обозначить все ориентиры, чем заниматься этим потом. Так в стрельбе можно промахнуться. — Помолчав немного и словно бы вспомнив о чём-то, досадливо поджал губы, на лицо его наползли морщины, он постарел. Надоели уколы, пикировка, расспрашивание, ирония над должностью «учёный секретарь», а он действительно учёный секретарь, и действительно учёный, самый настоящий. Не ровен час наступит пора, когда он будет избран президентом Академии наук. Он поставил чайник на «буржуйку». Брикеты ила в печушке разгорелись, пламя подало голос — пройдёт несколько минут, и «буржуйка» раскалится. Произнёс примирительно: