При встрече Александр сказал Екатерине:
– Все время, проведенное тобой в Неаполе, я не желал приблизиться ни к одной женщине.
Теперь вновь ничто не могло помешать их любви. Они встречались в Елисейском дворце, где поселился Александр и где тоже было немало потайных лестниц и комнат. Сама Екатерина жила в скромной гостинице, а по вечерам через потайную калитку на улице Габриэль и авеню Мариньи приходила к своему возлюбленному. Она была счастлива и писала:
«Как лихорадочно ждали мы этой минуты счастья после пяти месяцев мучений. Наконец настал счастливый день, и мы поспешили в объятия друг друга».
В оставшееся от любовных свиданий время Александр все же встречался с Наполеоном III и императрицей Евгенией, сильно заинтересованными в сближении с Россией. Но тут на Александра снова было совершено покушение, на этот раз польский эмигрант Антон Березовский стрелял в него, когда он ехал в карете с Наполеоном III. Но и на этот раз горе-террорист промахнулся. После этого приближенные Александра постарались ускорить его отъезд из небезопасной Франции.
И вновь последовала вынужденная разлука, о которой Екатерина писала:
«Увы! Мы вновь должны были расстаться на многие месяцы – после такого счастья это было ужасающе. На этот раз я видела, что он безутешен и мысль покинуть меня сводит его с ума, тем более что я не знала, что будет. Я видела, что он будто бы тайком от меня обдумывает какое-то решение. Позднее он признался, что, обезумев от отчаяния, решился уехать со мной в Америку и не возвращаться более в Россию, что мысль страдать вдали от меня для него невыносима. Единственное, что его остановило, – это тягостные обстоятельства, которые бы от этого последовали для меня из-за людской злобы. Один Бог ведает, в каком состоянии мы были; с того времени я не переставала кашлять, совершенно ослабла и слегла. Врачи послали меня на курс лечения, от которого стало только хуже… Он был в сходном состоянии и жил лишь моими письмами, а его были для меня единственным утешением. Мы жили лишь надеждой встретиться в сентябре в Петербурге».
А вот еще одна из ее записей:
«Мои родители объявили, что они решили не возвращаться в Россию, – для меня это был слишком жестокий удар… Я немедленно телеграфировала ему, спрашивая, что мне делать, и получила категорический ответ: в таком случае возвращаться одной, а что касается моего устройства – он позаботится. Я поспешила к родителям и заявила, что уезжаю завтра же, что желаю им счастья, но сама лучше умру, чем буду вести это бродячее существование. Они все поняли, и при виде моей энергии поехали со мной. Император был потрясен моим болезненным состоянием, но состояние духа помогло мне… Часы, что мы проводили вместе, всегда казались нам слишком краткими, но счастье разделять радость и счастье было нашей жизнью. Его труды приносили ему столько разочарований! Дела не всегда шли так, как ему хотелось; он всегда все рассказывал мне и испытывал некоторое облегчение от того, что есть существо, которое его понимает во всем и интересуется его мыслями. Какой контраст со всеми этими придворными комедиантами».
Как же все это красиво, как возвышенно… Но страсти страстями, а это был роман не с кем-нибудь, а с царственной особой. Это маленькие люди могут позволить себе делать глупости; великие люди совершают ошибки.
* * *
И вот настал день, когда Екатерина Михайловна Долгорукая почувствовала себя беременной. Александр II был, надо прямо сказать, несколько ошеломлен. Неужели он чего-то опасался? Да, конечно, и прежде всего – злословия по поводу его адюльтера. Но не меньше этого его беспокоило другое. Он боялся, что пострадает при родах великолепная фигура Екатерины, равно как и весь ее облик, не говоря об угрозе смертельного исхода.
Любопытно, как сама Екатерина трактовала эту свою беременность. Она утверждала, что сложность их положения не позволяла, конечно же, иметь детей, но ее здоровье ухудшалось, и доктор заявил, что единственное, что ее спасет, – это родить. Далее же следовала такая версия:
«Император, никогда не думавший о себе, но все время обо мне, немедленно последовал указаниям врача, и девять месяцев спустя Бог послал нам сына».