Мы с Морисом добрались до жилой зоны, в которой был расквартирован британский десант. Здесь для меня нашлась свободная комната. Когда я разместился и привел себя в порядок, Морис предложил мне разделить с ним завтрак. За едой он сообщил, что сегодня идет зарисовывать осужденных повстанцев. Я изъявил желание пойти с ним.
Мы поднялись на каменное взлобье, обошли дворец и оказались на лугу. Верхушка скалы, царящая над рекой, была плоской и прекрасно подходила для прогулок. Зеленые лужайки и цветники, разбитые махараджей, завершались ровной смотровой площадкой. Теперь там выстроился ряд пушек. У каждого орудия сидел прикованный пленник.
— На рассвете их казнят, — сказал Морис.
Я спросил, зачем для этого нужны пушки, и художник объяснил, что казнь придумана Гектором Мунро для устрашения восставших. Дело в том, что холостой выстрел из пушки разрывает тело казненного на куски, которые хоронят в общей могиле независимо от кастовой принадлежности. Для верующего индуса это то же самое, что для набожного европейца умереть без покаяния или вовсе покончить с собой. Морис сказал, что такой способ казни прозвали «Дьявольским ветром». Вот так еще один первобытный предрассудок сыграл злую шутку с местными жителями.
Мы прошли вдоль рядов приговоренных. Некоторые из них спали, другие сидели недвижные и безучастные ко всему. Кто-то тихонько молился. Был среди них и плененный махараджа. Глубокий старик, он отличался от прочих несчастных дорогой одеждой и горделивой осанкой. Даже в таком бедственном положении аристократ старался вести себя подобающе. Бессмысленная бравада. Морис попытался заговорить со стариком, но тот не удостоил сахибов словом и отвернулся.
Наше внимание привлек еще один заключенный. Он словно находился в зоне отчуждения. Мало того, что его пороховой эшафот стоял на особицу, так еще и товарищи по несчастью отползли от него настолько далеко, насколько позволяла цепь. Причем так вели себя и узники, расположенные через одну пушку от «зачумленного». Других пленных не охраняли, только рядом с махараджей скучал одинокий стрелок. Рядом же с загадочным заключенным находилось целых три стража. Но и они держали дистанцию. Я слышал шепотом произнесенные слова ракшас (демон), а затем еще тише вьяхра (тигр). Морис приблизился к солдатам и обменялся с ними парой фраз на хинди.
— Послушать их, так это и вовсе не человек, — наконец сказал он. — Говорят, он сражался, как проклятый, и убил больше солдат, чем все повстанцы вместе взятые, но так и не был ранен. Его оглушило, когда фрегаты дали залп по бастиону, иначе бы он продолжил убивать. Ага., еще интереснее… они клянутся, что даже в цепях он опасен. Вчера два конвоира поплатились за это жизнью. Говорят, его пушку зарядят освященным ядром, чтобы он не восстал из мертвых.
Признаться, меня покоробили эти слова. Неужели и просвещенные британцы верят в этот суеверный бред о демонах и оборотнях.
Я взглянул на прикованного к пушке человека. Это Действительно была примечательная личность. Судя по характерным чертам лица и темной, почти черной коже, он принадлежал к дравидической расе. Эта древняя доарийская культура правила Индостаном в давние времена. Современные дравиды были невысокого роста, щуплые и покладистые. Однако нашего заключенного отличал высокий рост и прекрасно развитая мускулатура. Он и вправду выглядел опасным. Амимичное лицо туземца казалось выточенным из камня, но глаза его, серые, окруженные тенями, пылали, точно огни преисподней. Длинные черные волосы разметались по плечам. Он был практически обнажен за исключением ветхой повязки, едва прикрывающей пах. И тут я понял, откуда взялось второе прозвище. Всё тело дравида покрывали шрамы, которые и в самом деле походили на тигриные полоски.
— Удивительно! Если верить солдатам, этот молодчик служил джемадарам и наибам всех захваченных крепостей от устья до Пхараваджбада и каждый раз ускользал из окружения. Черт побери! Я просто обязан сделать его портрет! — Морис принялся готовить свой прибор, а я приблизился к заключенному. Стражи заволновались, но я проигнорировал их предупреждения.
