— Дуничка! — едва не закричала Моря.
Смотрит на звезды, улыбается Дуничка, сосет лохматую кикиморину грудь.
А леший высунул сучок корявый да за ногу кикимору и схватил…
Хотела кинуться кикимора в воду — никак не может.
Игоши рассыпались по траве, ревут поросячьими голосами, дрыгаются. Вот пакость!
Моря схватила Дуничку — и давай бог ноги.
— Пусти — я девчонку догоню, — взмолилась к лешему кикимора.
Стучит сердце. Как ветер летит Моря. Дуничка ее ручками за шею держит…
Уже избушка видна… Добежать бы…
А сзади — погоня: вырвалась кикимора, мчится вдогонку, визжит, на сажень кверху подсигивает…
— Бабушка! — закричала Моря.
Вот-вот схватит ее кикимора.
И запел петух: «Кукареку, уползай, ночь, пропади, нечисть!»
Осунулась кикимора, остановилась и разлилась туманом, подхватил ее утренний ветер, унес за овраг.
Бабушка подбежала. Обняла Морю, взяла Дуничку на руки. Вот радости-то было.
А из яра хлопал деревянными ладошами, хохотал старый дед-леший. Смешливый был старичок.
В лесу по талому снегу идет мужик, а за мужиком крадется дикий кур.
«Ну, — думает кур, — ухвачу я его».
Мужик спотыкается, за пазухой булькает склянка с вином.
— Теперь, — говорит мужик, — самое время выпить, верно?
— Верно! — отвечает ему кур за орешником…
— Кто это еще разговаривает? — спросил мужик и остановился.
— Я.
— Кто я?
— Кур.
— Дикий?
— Дикий…
— К чему же ты в лесу?
Кур опешил:
— Ну, это мое дело, почему я в лесу, а ты чего шляешься, меня беспокоишь?
— Я сам по себе, иду дорогой…
— А погляди-ка под ноги.
Глянул мужик, — вместо дороги — ничего нет, а из ничего нет торчит хвост петушиный и лапа — кур глаза отвел.
— Так, — сказал мужик, — значит, приходится мне пропасть.
Сел и начал разуваться, снял полушубок.
Кур подскочил, кричит:
— Как же я тебя, дурака, загублю? Очень ты покорный.
— Покорный, — засмеялся мужик, — страсть, что хочешь делай.
Кур убежал, пошептался с кем-то, прибегает и говорит:
— Давай разговляться, подставляй шапку, — повернулся к мужику и снес в шапку яйцо.
— Отлично, — сказал мужик, — давно бы так.
Стали яйцо делить. Мужик говорит:
— Ты бери нутро, — голодно, чай, тебе в лесу-то, а я шелуху пожую.
Ухватил кур яйцо и разом сглотнул.
— Теперь, — говорит кур, — давай вино пить.
— Вино у меня на донышке, пей один.
Кур выпил вино, а мужик снеговой водицы хлебнул.
Охмелел кур, песню завел — орет без толку…
Сигать стал с ноги на ногу, шум поднял по лесу, трескотню.
— Пляши и ты, мужик…
Завертел его кур, поддает крылом, под крылом сосной пахнет.
И очутился мужик у себя в хлеву на теплом назме…[11]
Пришла баба от заутрени…
— Это ты так, мужик, за вином ходил…
— Ни-ни, — говорит мужик, — маковой росинки во рту не было, кур дикий меня путал.
— Хорошо, — говорит баба и пошла за кочергой. Принесла кочергу да вдруг и спрашивает: — Ну-ка повернись, что это под тобой?
Посмотрела, а под мужиком лежат червонцы.
— Откуда это у тебя?
Стал мужик думать.
— Вот это что, — говорит, — кур это меня шелухой кормил… Дай бог ему здоровья…
И поклонились мужик да баба лесу и сказали дикому куру — спасибо.
На току, где рожь молотят, — ворох; ворох покрыт пологом, на пологу роса. А под пологом девки спят…
Пахнет мышами, и на небе стоит месяц.
По току шагает длинный Полевик,[13] весь соломенный, ноги тонкие…
— Ну, ну, — ворчит Полевик, — рожь не домолотили, а спят.
Подошел к вороху, потянул за полог:
— Эй, вы, разоспались, заря скоро!
Девки из-под полога высовывают головы, шепчут:
— Кто это, девоньки, или приснилось? Никак светает скоро.
Дрожат с холоду, просыпаются.
На хуторе за прудом кричат петухи.
К молотилке шагает Полевик; под молотилкой, накрывшись полушубками, спят парни.
Постаскал с них Полевик полушубки:
— Вставайте, рожь не домолочена.
Парни глаза протирают…
— Свежо, ребята, ай вставать пора…
На току ворошится народ, натягивают полушубки да кацавейки, ищут: кто вилы, кто грабли…
Холодеет месяц.
А Полевик уж в поле шагает.
— Голо, голо, — ворчит Полевик, — скучно.
Ляжет он с тоски в канаву, придет зима, занесет его снегом.
