Застигнутый врасплох таким поворотом разговора, Богенталь удивленно посмотрел на Хокмуна.
— Ну, я… Почему вы спрашиваете об этом?
— Потому что я нахожу ваши вопросы совершенно бессмысленными. Я говорю это, не желая обидеть вас… — Хокмун потер подбородок. — Поверьте, я, правда, нахожу их бессмысленными.
Они начали спускаться по лестнице в парадный зал, где уже был накрыт стол для завтрака и где старый фон Виллах уже перекладывал себе в тарелку с принесенного слугой подноса большой кусок жареного мяса.
— Смысл… — пробормотал Богенталь. — Вы не знаете, что такое безумие. Я не знаю, что такое смысл.
— Мне нечего вам сказать, — ответил Хокмун.
— Вы замкнулись в себе. Это неудивительно — столько вынести, — с симпатией в голосе сказал Богенталь. — Такое случается. В душе словно что-то отмирает. И вам сейчас просто необходимы хорошая пища и приятная компания. Хорошо, что вы приехали именно сюда, в замок Брасс. Возможно, само провидение послало вас.
Хокмун слушал философа без всякого интереса, наблюдая за спускающейся по противоположной лестнице и улыбающейся им Исольдой.
— Вы хорошо отдохнули, герцог? — спросила она.
Опережал Хокмуна, Богенталь сказал:
— Ему досталось больше, чем мы предполагали, и мне думается, нашему гостю понадобится не меньше двух недель, чтобы полностью оправиться.
— Вы не хотите составить мне компанию сегодня утром, милорд? — предложила Исольда. — Я покажу вам сад. Он прекрасен даже зимой.
— С удовольствием, — ответил Хокмун.
Богенталь улыбнулся, поняв, что пылкое сердце Исольды было тронуто жалким состоянием Хокмуна. И он подумал, что для герцога не может быть лучшего лекарства, чем живое внимание милой, очаровательной девушки.
Они не спеша брели по террасам сада. Здесь росли вечнозеленые растения, зимние цветы и овощи. Небо было ясным, и ярко светило солнце. Тяжелые меховые плащи защищали их от холодного ветра. Они смотрели на крыши домов. Кругом царили тишина и покой. Исольда взяла Хокмуна под руку и весело болтала, не ожидая ответа от своего красивого, но печального спутника. Сначала, правда, ее немного смущал Черный Камень, но потом она решила, что он немногим отличается от диадемы из драгоценных камней, под которую она иногда убирает волосы.
Юная душа Исольды ждала любви, и страсть, разбуженная в ней бароном Мелиадусом, жаждала излиться. И Исольда рада была предложить ее этому молчаливому и суровому герою Кельна, надеясь, что это поможет исцелить его душевные раны.
Она заметила, что в глазах герцога появляется интерес, лишь когда она упоминает о его родине.
— Расскажите мне о Кельне, — попросила она. — Не о том, каков он сейчас, а каким он был раньше или каким в один прекрасный день он станет.
Ее слова напомнили Хокмуну об обещании Мелиадуса. Он отвернулся от девушки и, сложив руки на груди, стоял и молча смотрел в чистое зимнее небо.
— Кельн, — спросила она тихо. — Похож он на Камарг?
— Нет… — Он посмотрел на крыши домов далеко внизу. — Нет… Камарг — дикий и всегда был таким. В Кельне же во всем чувствуется рука человека — возделанные поля, каналы, узкие петляющие дороги, фермы, деревни… Кельн — это маленькая страна, где тучные коровы и откормленные овцы пасутся на заливных лугах с мягкой и сочной травой, дающей приют кроликам и полевым мышам, среди стогов душистого сена. Жители Кельна — добрые, скромные люди, они очень любят детей. Дома там старые и такие же простые, как и их хозяева. В Кельне не было ничего мрачного, пока туда не пришли гранбретанцы. Это было похоже на лавину огня и металла. Темная Империя оставила на теле Кельна свой след — след лезвия меча и пламени факела.
Он вздохнул. В его голосе слышалась тоска.
— Огонь и меч вместо плуга и бороны. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Изгороди пошли на изготовление крестов и виселиц, трупы животных заполнили каналы и отравили землю, камни домов стали снарядами для катапульт, а людям пришлось или стать солдатами, или умереть — другого выбора у них не было.
Она коснулась его плеча.
— Вы говорите так, словно это было очень давно.
Его глаза снова погасли.
— Так оно и есть. Так оно и есть. Как давний сон. Сейчас это мало что для меня значит.
