— Здравствуйте, мистер Кениг, — сказал я.
— Вы обещали мне позвонить.
— Должен извиниться перед вами, но вчера у меня здесь был просто-таки сумасшедший день. А вы где сейчас находитесь?
— Все еще в «Брейквотер», и скорее всего я останусь здесь по крайней мере до конца этой недели. Мне еще нужно заказать памятник на могилу Викки, потом я хочу договориться каким-то образом с хозяином цветочного магазина, чтобы у нее на могиле всегда были свежие цветы. А вы еще не выяснили вопрос с банками?
— Да, сэр, этим занимался наш сотрудник. У Викки был счет в «Первом Банке Калусы», но вот личного сейфа у нее не было.
— А в других банках вашего города?
— Тоже ничего.
— Так значит, нам до сих пор ничего определенного не известно, так? Я имею в виду завещание.
— Да, это так. Но я буду выяснять, и вам нет необходимости…
— Я думаю, что вам следует встретиться с отцом Викки.
— Зачем?
— Если кому-нибудь и было хоть что-то известно о ее завещании, то этим человеком наверняка был Двейн.
— Мистер Кениг, к чему такая спешка?
Я все время думал о том, что дочь этого человека была похищена, и скорее всего похититель его дочери и убийце его же бывшей жены — одно и то же лицо, а самого Кенига теперь волнует лишь завещание, которое — если оно вообще существует в природе — может сделать его опекуном над всем имуществом, которое должно было бы достаться в наследство Элисон. Мне показалось, что вообще-то Энтони Кенигу следовало бы поменьше беспокоиться о проклятом имуществе своей дочери, а больше переживать за ее безопасность.
— Я привык держать все свои дела в порядке, — ответил он.
— Может быть сначала мы все же дождемся, когда найдут Элисон, — предложил я. — А потом уж и начнем заниматься…
— Но ведь в этом-то все и дело. К тому времени, как она наконец вернется, я хочу сам во всем разобраться и удостовериться. Если опекуном буду назначен я…
— Мистер Кениг, вы меня, конечно, извините, но я уже очень пожалел, что вообще упомянул при вас об этой возможности. Если завещание существует, и если вы в нем назначены опекуном, то у вас будет просто уйма времени на то, чтобы управиться со всеми формальностями. В настоящее время…
— Я хочу, чтобы вы увиделись с Двейном, — снова сказал он.
Я промолчал.
— Мистер Хоуп?
— Я слышу вас, мистер Кениг.
— Так вы поговорите с ним?
— Ну если уж вы считаете, что это настолько необходимо…
— Мне станет намного легче. А там вы возможно смогли бы немного разговорить его и может быть даже убедиться, правда ли то, о чем я вам рассказывал.
— А вот этого я делать не буду.
— Ну тогда просто постарайтесь выяснить у него, существует ли завещание или нет. И мистер Хоуп, я надеюсь, что вы понимаете, что лично для себя я ничего не собираюсь выгадывать подобным образом. Я просто не могу себе представить, что я когда-либо смогу распоряжаться собственностью Элисон по своему усмотрению…
— Честно говоря, как раз этого-то вам и не удастся. Суд потребует от вас ведения очень строгого и подробного учета.
— Об этом я уже думал. Но все же я даже в мыслях не желаю допускать возможности того, что Викки могла назначить опекуном своего отца. Я был бы вам ужасно признателен, если бы вы все же смогли выяснить, а не известно ли ему что-нибудь о завещании.
— Я сделаю все, что может зависеть от меня лично.
— Благодарю вас, — проговорил Кениг и положил трубку.
Кениг ни словом не обмолвился о том, где же мне искать Двейна Миллера. Я нажал на кнопку селектора и попросил Синтию соединить меня с детективом Блумом, после чего я сунул подписанные Баннистером обязательства в прозрачный конверт, сделал на нем пометку «Баннистер-Унгерман» и только после этого засунул эти бумаги в корзину, где у меня обычно находились и другие бумаги, предназначавшиеся для расшивки по делам. Синтия перезвонила мне практически сразу же.
— Детектив Блум на четвертой линии, — объявила она.
Я поднял трубку.
— Привет, — сказал я, — как дела?
— Есть хочу.
— Что? Хочешь есть?
— В субботу я был у врача, так, обычный ежегодный медосмотр, понимаешь? И вот он мне сказал, что вешу я на целых пятнадцать фунтов больше, чем полагается, давление у меня 120/90, а по холестеролу я вышел на уровень 317. Вот так, а если уровень холестерола больше, чем 280, то считается, то это уже плохо, и такое давление как 120/90 тоже вызывает у него беспокойство. А посему он посадил меня на безжировую и бессолевую диету, и похоже, что очень скоро я сдохну от голода. Ты знаешь, что у меня сегодня было на обед? Фруктовый салат, прессованный творог и тоненький ломтик белкового хлеба без масла. Но ведь рост у меня целых шесть футов и еще три дюйма, и вешу-то я как-никак двести двадцать фунтов. А ты как думаешь, разве я жирный?
