— Правда найдет?
Ленька обрадовался:
— И-и!.. Еще как! Лыков, он знаешь какой? В войну в разведку ходил. К белякам. С-под самого их носа главного генерала сцапал и притащил в свой отряд. Видала? А этого он подавно словит.
Пока Ленька говорил, Варька неотрывно глядела на него. А в глазах ее было столько надежды, столько веры, что Леньке сделалось нехорошо. «А ну как Лыков не поймает этого черного? А тот спалит избу? Что тогда Варька скажет? Болтун, скажет,— и отвернется навек». И Ленька тут же решил, что все ночи напролет не будет спать, а усторожит шумиловскую избу. Пусть хоть камни сыплются с неба, а он отведет от Варьки беду. И, чтобы закончить разговор, он решительно и даже чуть сурово приказал:
— Ты вот что, Варя, быстренько тащи сюда скребок да воды — сдерем эту вот...— И кивнул на ворота.
Варька вытерла концом косынки глаза и торопливо пошла во двор. А вскоре Ленька уже сидел верхом на воротах и с ожесточением соскребал огромный след пятипалой лапы.
Прибежал Петька Драчев по кличке Быня. Кто ему дал это прозвище и за что, Ленька толком не знал. Быня, тяжело дыша и быстро бегая глазами, выкрикнул сипло:
— Где она, где?!
— Кто где? — не прерывая работы, хмуро бросил Ленька, хотя хорошо понимал, о чем спрашивает Быня.
— Метка! Дьяволова метка! Мне маманя сказала... — И вдруг его глаза округлились и остановились. — Ты... ты ее скоблишь?!. Леня, да ить нельзя! Ить за это... Ить тебя черти в упряжке гонять будут. По ночам. На кладбище. Ты что, сдурел? Слазь скорее!..
Руки у Леньки сами по себе отдернулись от пятно, словно их обожгло. «А вдруг это был и в самом деле чертяка какой? Вдруг возьмет, взнуздает, да и того... Это у него запросто, раз плюнуть. Пошла-ка, она эта метка, псам под хвост». Ленька уж было перебросил ногу, чтобы спрыгнуть, да вдруг увидел жалкое и несчастное Варькино лицо. Ее позеленелые, крепко сжатые губы мелко дергались — вот-вот снова заплачет. Этого Ленька вынести не мог. Он крякнул, произнес фальшиво:
— Нога чтой-то занемела...— И уже зло Петьке: — А ты, Быня, не гавкай тут, не стращай... Нету никаких дьяволов.
И снова, теперь уже с отчаянной яростью, принялся драть доску. Вскоре на воротах вместо черного пятна белело светлое.
— Ну вот и готово,— произнес Ленька, ловко спрыгнув с ворот.— Иди, Варь, в избу. И не бойся.
И, не взглянув на Быню, который продолжал долдонить что-то про чертей и кладбище, пошел к себе.
Едва Ленька вошел во двор, над ним, подняв руки, словно гора, нависла Заковряжиха. Она как клещами схватила Леньку за плечо, развернула лицом к себе.
— Где шалался, дрянь этакая, а? Пошто Яше коней не помог привесть с лугов, а? Пошто коров не выгнал в стадо?
Пока одна рука Заковряжихи до острой боли жала плечо, другая жестоко драла его за волосы.
Ленька молчал, только морщился да ойкал.
— Ты это что удумал, поганец,— орала Заковряжиха,— чужие вороты отмывать, а? Али к Шумиловым в работники нанялся? Али у тебя дел нету никаких?
И снова дернула за волосы так, что Ленька взвизгнул. Наконец Заковряжиха отпустила его, бросив злобно:
— В другой раз хужее будет... А теперя иди, займись делом.
Ленька, потирая ладошкой горящую, словно обожженную, голову, бросился к стайке. Там он отыскал вилы и принялся торопливо убирать навоз. Потом вычистил конюшню, наколол на завтра дров, натаскал из колодца поды, подмел двор.
Лишь к полудню он кое-как справился с работой. Устало разогнул спину, отыскивая глазами, где бы присесть.
Из сеней выглянула Заковряжиха.
— Иди жрать.
В просторной избе было чисто и тихо. Па лежанке сладко похрапывал Яшка, отсыпаясь после ночного.
— Ну чего стоишь, мнешься?
Ленька робко, бочком присел к столу, на котором стояла миска с нечищеной картошкой, кружки молока и кусок хлеба. Ленька очистил картошку и стал есть, запивая молоком.
Заковряжиха тяжело топала от печи к окну, где стояла широкая скамья со всевозможной утварью: ведрами, чугунами, кринками, мисками, двигала ими, гремела, бубнила что-то себе под нос. Глянула искоса на стол — Ленькина кружка пуста.
— Уже выжрал? Небось еще налить?
Ленька, как это ни было ему трудно, кивнул.
