Я испытал описанные ощущения осенью 1993 года в Москве, когда нас расстреливали танки. То же самое я прочувствовал спустя почти 22 года здесь, в Новороссии, когда по нам била тяжёлая артиллерия противника и снаряды ложились где-то поблизости. Наверное, что-то похожее испытывали моряки крейсера «Варяг» вступая в совершенно безнадёжный со всех земных точек зрения бой с японской эскадрой. Наверное, это же чувство знакомо и другим бойцам….
Между тем, мой «Урал» так и не хотел никак заводиться. Так, спокойно! Я ведь помимо прочего ещё и слесарь-электрик по электрооборудованию работающему на постоянном токе. Собираю в уме свои знания и сразу вижу, что «Урал» не заводится из-за сбоя в работе электрических цепей стартера. Прикидываю, что именно может здесь быть и можно ли быстро устранить эту неисправность. В общем, если цел сам стартер, то запустить его можно, но всё-таки на это нужно некоторое время. Прежде чем лезть под капот, пробую ещё и ещё раз запустить двигатель. Клик…. клик…, и — двигатель заводится!
Отлично! Удалось избежать лишней потери времени! Но сразу рвать с места нельзя, мощная машина сначала должна накачать в свои ёмкости сжатый воздух, поэтому сейчас главное — не дать двигателю заглохнуть. Артиллерийский огонь не стихает, но теперь, когда основная задача почти выполнена и появилась относительно свободная минутка, можно немного оглядеться.
Другие машины нашей части так же заводятся и выезжают.Вроде бы дело идёт у всех водителей, в помощи никто не нуждается. Выхватываю телефон и успеваю передать вдаль короткое сообщение о начавшемся обстреле. На этом разговор обрываю, больше ничего говорить пока нельзя. Но вот сжатый воздух накачан, и я трогаюсь с места. Дело, напомню, происходит глубокой ночью, но автомобильные фары — это не маленький карманный фонарик, их видно очень далеко, поэтому я начинаю движение не включая ни фар, ни габаритных огней. Фонарик же держу рядом, чтобы иногда поглядывать с ним на приборы.Теперь моя следующая задача — дозаправить топливо, которого у нас вечно не хватает. При пепельно-сером свете луны выезжаю из парка и подъезжаю к месту заправки. Даже без фар дорогу видно довольно хорошо, во всяком случае видимость вполне достаточна чтобы двигаться благополучно. У заправки уже стоят те, кто выехал раньше, здесь же толпятся бойцы, снуют командиры. На одной из машин забыли погасить фары, и сразу раздались крики:
— Свет! Свет гаси!
Спокойно заправив машину, жду команды — что мне делать дальше. В царящую кругом суету не вмешиваюсь, дабы не умножать её. Вот и командир, вот и задача — следовать вон за той машиной. В кузов садятся бойцы, один из них поднимается ко мне в кабину.
Выезжаем на залитую лунным светом дорогу. Вдали полыхает оранжевое зарево пожаров, а вскоре становится видно и огромное пламя разорванного снарядом, горящего газопровода. Вот он, мой первый боевой выезд! Призрачно-серая ночная дорога, тёмно-серая степь кругом, чёрная полоса леса вдали и оранжевый полыхающий пожар горящего газопровода вдали от моей дороги. Вдруг впереди появляется свет фар какой-то встречной машины. Сидящий рядом со мной боец взял свой автомат на изготовку, мой же автомат находился в специальном держателе слева от сидения. Незадолго до боевой тревоги удалось привести это нехитрое устройство в относительный порядок. Его дуги занимали почему-то неправильное положение, не позволявшее надёжно закрепить в них автомат. Я вертел эти дуги так и эдак, в который уже раз недоумевая об особенностях работы наших конструкторов, умеющих даже самую простую вещь сделать таким образом, что она превращается во что-то ещё более хитрое, чем знаменитый кубик Рубика.
Однако встречная машина оказалась нашим штабным уазиком, поэтому мы разминулись с ней вполне благополучно, и вскоре добрались до места назначения. Здесь в ночной мгле опять началась неразбериха, но понемногу наши командиры навели некоторый порядок. В этой кутерьме мы даже не заметили окончания артиллерийского обстрела, и остаток этой летней ночи провели уже совершенно спокойно. И вот тут-то, на этом ночном привале после боевой тревоги, произошёл один примечательный случай о котором надо рассказать особо.
