— Пожалуйста, пожалуйста! Ужасно нахальные, когда сплю, они через щели в потолке свешивают хвосты прямо в лицо мне.
И так Алнис, взяв пакетики с добротными зернами проса, по страшно скрипучей лестнице попал на чердак. Старуха, пыхтя, поднималась следом. Воровать тут было нечего, но старые латыши порою бывают недоверчивы, мало ли во время войны их обчищали. На чердаке кострика, топором обтесанные стропила, обычные веревки для белья и много всякого, хлама. Алнис с пакетиками в руках облазил все стрехи. Бочки — наверное, для соления мяса, для культурных целей они непригодны. Бутылки — обыкновенные, в деревне же "Old Scotch Whisky" не пьют. Постой: такие никелированные шарики! Да это же нанизанные вереницей погремушки с лошадиных хомутов! Когда зимой ездили на санках в церковь… Спросить, сколько стоит? Нет. Старуха заподозрит, не серебряные ли они, и не продаст. Значит, обстоятельства вынуждают — не будем говорить — воровать, а присваивать эти художественные ценности. Разница! Если поймают, то будем говорить то же, что и автоворы, — я хотел только позабавиться. Опустившись на колени тылом к старушке, Алнис упрятал погремушки в огромный карман штанов. Но стоило ему только приподняться, как нога загремела, и приходилось переставлять ее не сгибая, как протез. На гвозде висел лоскут какой-то материи. Он был когда-то белый и после стирки опять мог бы стать белым. Ветхий, разукрашенный красными выцветшими буквами. Ага, народная песенка в старой орфографии:
Шла девица к роднику,
В руках зеленый кувшин несла.
Годится!
— Хозяйка, не продадите ли вы мне вот это?
— Что вы, да этот фартук больше не годится, износится до дыр.
— Жена дома починит. Ей очень нравятся такие вышивки. Сколько вы за него хотите?
Чудной волосатый, волосы аж дыбом поднялись… А с другой стороны, как бы не продешевить.
— Два рубля… селедка тоже стоит теперь рубль шестьдесят, — пожаловалась старуха.
Бертул продаст за пятерочку как модный гобелен к модной кухонной стенке. Алнис накинул еще двадцать копеек. Этим он успокоил свою совесть, которая начинала тихо всхлипывать из-за уворованных конских колокольчиков.
Старуха напялила повешенные на шее очки и пересчитала деньги.
— Здесь с излишком! — удивлялась она.
— Ничего, мы квиты. — Алнис ответил как в ресторане, когда официант долго и упорно ищет копейки для сдачи.
— Тогда я вам… дам намоченную крупу, цыплят покормить.
Алнис перед хлевом в особой загородке покормил цыплят. Укладывая их обратно в корзину, он заметил за углом вросшую в крапиву рессорную коляску. Хотя и пересохшая и растрескавшаяся, но в ступицах колес еще держались спицы, а из обшитого кожей сиденья пробивалась только одна ржавая пружина. Шикарнейшая вещь! К сожалению, в рюкзак ее не упрячешь. Прощаясь, Алнис пообещал:
— Через неделю все крысы убегут в лес и подохнут!
Есть хотелось не только цыпляткам, семьдесят пять килограммов Алниса тоже требовали новых калорий. Откусывая от буханочки белого хлеба и перекатывая во рту сухой кусок, Алнис не заметил бдительного ока общественности, которое наблюдало за ним из ольшаника на берегу речки. Когда это око заметило, что Алнис со старушкой кормят цыплят, оно вздохнуло с облегчением:
— Не разбойник. Возможно — просто жулик.
Следующий дом Алнис увидел с первого же пригорка. Липовая аллея вела с большака к хутору, окруженному кущей дерев. Как хорошо, что многие еще живут на хуторах: если даже его уличат в обмане, весть до соседей дойдет не раньше как после обеда. В поселке же один другому бы в окно кричал: "Внимание — тут ходит один, хватает все, что плохо лежит!"
Под окнами возле дома цвели розовые кусты широко известных "суперстар". Вокруг цветочной клумбы была настоящая мурава. Мурава свидетельствовала о вкусе, трудолюбии и богатстве: мало ли читано, что в Англии мураву могут позволить себе только лорды! В Латвии нет лордов и нет также настоящих газонов муравы, на которых могли бы валяться сами хозяева и играть собаки.
От двора возле дверей была уложена широкая, тесанная из камня ступенька и на ней посажена умеренно внушительная собака. Глаза у собаки заросли рыжими жесткими волосами. Это свидетельствовало о том, что наивную пастушью собаченцию когда-то обхаживал подлинный фокстерьер. Собака была, вероятно, пенсионного возраста, потому как начала лениво лаять, не шелохнувшись и не сходя со своей базы. По традиция теперь должен бы появиться кто-нибудь из домашних. Возле хлева стал браниться еще и петух, но люди не показывались. Надо посмотреть, не полет ли кто-нибудь в огороде огурцы. Алнис повернулся и глаза в глаза встретился с той же девушкой, которая разглядывала его на автобусной остановке. Алнис приподнял руку, чтобы снять в приветствии котелок, но нашел только волосы. После эдакой неудачи девушка коротко рассмеялась, затем опять накупилась.
