— А тут в самом деле нельзя жить — на таком сквозняке, — заключил Нарбут, выпивая остатки вина. — Не знаешь ли ты какой-нибудь сарай, где бы я мог переспать на сеновале?
— Darling, тебя прогнали из-за меня! — Растроганная Азанда обвила шею художника. — Слушай! Там же, где ты будешь меня писать, возле риги Свикене есть сарайчик. Старуха там хранит сено для козы. Козу продали, а сено осталось.
Нарбут проводил Азанду домой, жила она за полуразваленной церковью. На траве была сильная роса, и, целуясь, они не могли присесть, потому что Азанда жалела новое платье, а Нарбуту не хотелось завтра гладить брюки.
Писк цыплят становился слабее. Видимо, они охрипли на сквозняке, потому что в корзине между прутьями были щели, по сравнению с размерами цыплят, очень большие. В Пентес Алнис первым выпрыгнул из автобуса, с огромным рюкзаком, в высоких зашнурованных сапогах, волосато-бородатый, с голыми руками и в жилете, похожий на альпиниста, который возвращается с Гималаев, неся с собой в корзине цыплят никем не меченных снежных куриц.
В центре села Пеннее когда-то было старое имение. Возле автобусной остановки пруд, над которым склонялись старые иры. По другую сторону улицы могучее каменное здание, в торце которого под арочным навесом, где, по всей вероятности, была когда-то кузница, находился магазин. Под арочным навесом на старой-престарой каменной мостовой были сложены всякие ящики. На них торчали местные завсегдатаи я сосали из бутылок пиво или иной фруктовый сок. Некоторые из них, наверное, были трактористами, потому что рядом, не жалея топлива, тарахтел трактор без водителя. От остановки на три стороны расходились старые дубовые и ясеневые аллеи.
Почуяв здоровый деревенский воздух, цыплята дружно запищали. Мужики под навесом вынули изо ртов горлышки бутылок и стали глядеть. Цыплят они не слышали: тридцать цыплят не могли перекричать по крайней мере сто лошадей, каковые скрывались в моторе трактора. Значит, объектом внимания был сам Алнис. В провинции приходится считаться с тем, что внимание обращают даже на жилет, на бороду, на ботинки со шнурками, хотя все эти предметы одежды по отдельности носили еще в прошлом веке деды этих глазеющих. Лучше бы вытащили из пруда детскую-коляску, которая валялась в иле, как опрокинутая модель колесного парохода.
— Цып, цып, цыплятки! — Алнис бережно вынул одного цыпленка, чтобы смыть чернильное пятно с пушистого затылка. Пятно не исчезало, а петушок отчаянно жаловался. У Алниса было с собой подходящее именно для такого случая "Детское мыло". Он обернулся к оставленному на берегу рюкзаку, но увидел возле него крепкие босоножки на пробковой подошве и над ними две стройные, сильные, голые, загорелые даже выше колен женские ноги; кто-то медлил пройти мимо. Кому, принадлежали эти ноги? Этого Алнис не узнал, — для этого надо было поднять глаза выше, но такое поведение могли бы истолковать как неприличное подглядывание. Алнис нагнулся над корзиной с цыплятами, а ноги удалились по направлению к ясеневой аллее.
Вот черт, сбегутся еще, начнут дивиться на то, как цыплят моют. К тому же обмытый цыпленок обмяк, наверное замерз, и больше не пищал… Алнис, ухватившись за иву, выбрался на дорогу, подхватил перевязанную рубашкой корзинку, чтобы сгинуть из центра.
Из-под навеса автобусной остановки за ним наблюдала владелица босоножек и сильных ног. Эдакая небольшая, кругленькая, бойкая. Черный пояс вокруг талии перерезал ее на две части — в одной оставались ноги и голубая мини-юбочка, в другой — облаченный в полосатый апельсинового цвета джемпер женский бюст, подпирающий овальное лицо в оболочке коричневых волос. Глаза были прищурены и глядели на Алниса и его корзину пристально и бесстрастно.
Алнис учтиво поклонился девушке. Ни одна длинная ресница даже не шевельнулась. После такой реакции было ясно, что Алнису следует отправляться в противоположном направлении. И он пошел под аккомпанемент будущих петухов.
Аллея становилась уже, обогнула другой пруд. На берегу пруда, окутанный жужжанием пчел, на солнце дремал когда-то белый домик с имитированными проемами окон в стенах. Четыре короткие колонны поддерживали пологий треугольный фронтон. Алнис сообразил, что это, должно быть, старая часовня при имении. Вокруг нее, вросшая в крапиву и покрытая мохом, виднелась развалившаяся каменная ограда, которой полагалось охранять покойников от живых. Алнис приостановился и свободной рукой ухватился за волосы.
