Он сердито на нее посмотрел.
– Не надо было уходить. И вообще ты еще не попробовала.
– Думаю, что чеснока ты переложил, но я ведь не собираюсь ни с кем целоваться, – сказала она и тут же пожалела о своих словах.
– Это можно устроить. – Он окинул ее с головы до ног таким взглядом, словно раздевал глазами.
– Размечтался, – пробормотала она в ответ и вынула две миски. – Вот – раскладывай, а я займусь вином. Хочешь вина?
– Не возражаю против белого. Красное было бы тяжеловато.
– Ну, не знаю. Красное смягчило бы вкус чеснока.
Он в сердцах бросил ложку в сковородку и вышел в коридор. Хлопнула входная дверь.
Вот это да. Она хотела всего лишь подшутить над ним. Она ведь знала, что Макс не умеет готовить; а он так старался.
Джулия услышала, как сорвался с места его спортивный автомобиль, и, прикрыв крышкой сковородку, села и стала ждать. Чего ждать? Если он вернется, она попросит у него прощения, а если не вернется... Что тогда? Она лишила девочек отца, а себя – единственного мужчины, которого когда-либо любила. Неужели нельзя было помолчать? О черт. И она даже не может ему позвонить, чтобы извиниться.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Макс несся на огромной скорости по автостраде, пока немного не остыл и не понял, что ведет себя глупо. Он затормозил у автостоянки и, выключив мотор, с силой ударил руками по рулю. Что, черт побери, он делает? Она же подтрунивала над ним! Ничего трагического. Он забыл, что она всегда любила поддеть его. Он забыл не только это. Забыл, что такое обнимать ее, касаться ее тела, погружаться в нее... Господи! Надо запретить себе об этом думать. Но он хочет ее, хочет обнять, ощутить ее тепло. Он так одинок. Одинок без нее. Неужели он сдастся, откажется от своих чудесных дочек и сбежит из-за этого проклятого чеснока? Нет!
Макс не возвращался.
Джулия сидела у окна, накинув плед, и ждала. Паб уже закрылся, а Макса все не было. А что, если он разбился? В порыве раздражения съехал с дороги и теперь лежит на обочине в канаве с водой.
Сад перерезали полоски света и ослепили ее. Это фары его автомобиля! Хлопнула дверца, зашуршал гравий, и вот он вошел в дом. Она кожей ощутила его молчаливое присутствие.
– Прости, – сказал он.
– Нет, это ты прости, – ответила она, встав ему навстречу. – Я не должна была так вредничать.
– Да это я слишком серьезно все воспринял.
– Нет-нет. Я же знаю, что ты не умеешь готовить, и могла бы тебе помочь, а не бросать одного лишь потому, что ты покритиковал меня.
– Я не критиковал. Я просто спросил. Мне очень жаль, если ты это так восприняла.
Столько извинений? От Макса? Даже не верится.
Она подошла к плите.
– Забудь об этом. Ты ел?
– Я доехал до двадцать пятой автострады, прежде чем пришел в себя.
– Но это же пятьдесят миль!
– Знаю. Но мне нужно было успокоиться. Нелепо, конечно. А ответ на твой вопрос: нет, не ел.
Джулия была готова съесть паэлью, даже если она застрянет у нее в горле.
– Я налью тебе вина?
– Хорошо.
– Красного или белого?
Он иронически улыбнулся.
– Я выпью красного, чтобы сдобрить чеснок.
Она тоже улыбнулась и передала ему бутылку и бокал. Затем сняла крышку со сковородки и сморщилась от запаха, но безропотно разложила паэлью по тарелкам.
Они ели в напряженном молчании, пока наконец Макс не отодвинул свою тарелку в сторону.
– Тяжеловато для меня, – сказал он.
Она положила вилку, улыбнулась ему и соврала:
– Вообще-то я не голодна. Заварить чай?
– Я, пожалуй, довольствуюсь вином, но вот от тостов или чего-нибудь в этом роде не откажусь.
– Сыр и сухое печенье подойдут? А как насчет яблочного пирога?
– Чудесно, но пирог потом, после сыра с печеньем.
Она засмеялась, и вместо злополучной паэльи поставила на стол блюдо, с сыром и печеньем, а яблочный пирог сунула в духовку. Затем налила себе немного вина.
– Прости, я не думал, что ты тоже захочешь.
– Обычно я не пью вина, потому что все еще кормлю девочек, но сегодня... – Она вертела в руке бокал с вином и, встретившись с ним глазами, спросила: – Скажи, почему ты все время злишься? И дело вовсе не в чесноке.
Он резко выдохнул и взъерошил ладонями волосы.
– Не знаю. Наверное, дело в этом месте.
– В коттедже? Но он такой красивый!
