Манекен, одетый в розовое платье, был не одинок. Чуть позади него стоял другой манекен, одетый в смокинг из тонкой шерсти. Темные волосы, ирландские черты лица и ослепительная улыбка – больше ничего, собственно, и не требовалось, чтобы все догадались: это он, Президент.
Они выглядели такими счастливыми – и такими красивыми. Я тоже так хочу, подумала вдруг Кейт и поняла, что сейчас заплачет. В ушах у нее звучало любимое слово отца – Eegit. Слово не было грубым, но отец произносил его тоном, который приберегал для тех, кто, с его точки зрения, гроша ломаного не стоит, кто годился только для того, чтобы потешать других. Кто не заслуживал уважения в отличие от тех, кто был селф-мейд, кто, как и Кейт, сам себя сделал. В конце концов, сказала она себе, эти-то, на витрине, – всего лишь манекены. Они вовсе не прекрасны и не влюблены друг в друга. Они же просто истуканы из раскрашенного гипса с нейлоновыми волосами. Господи, но ведь выглядят-то они совсем как настоящие! А как изящно держит руки в перчатках Супруга П.! И выражение лица у нее нежное, прямо ангельское. И улыбка такая чистая и одновременно что-то таящая…
Сперва по щеке скатилась одна слезинка. Затем вторая. Eegit. Стоявшие рядом с Кейт подростки уже начинали удивленно на нее пялиться. На ресницах расплылась и потекла тушь. Кейт поспешно прикрыла лицо рукавом своей белой блузки, отчего стала выглядеть еще более нелепо. Ни сумочки, ни носового платка у нее не было – они остались в мастерской. Она и сама толком не понимала, почему плачет, но душу вдруг охватила страшная тоска по морю, по огромному, бескрайнему морю, которое плещется у набережной Кова, и по особенному, тамошнему, вкусу соленого морского воздуха. Как же она соскучилась по дому!
Последнее, что видишь, покидая Ков, это Холи Граунд, полоску зелени, которую никто не в силах забыть. Когда корабль выходит из гавани, рыбацкие домишки, плотно притиснутые друг к другу, облепляют все береговые утесы, яркие, как новенькая колода карт. Там встречается и голубая, как яйцо малиновки, краска, и светло-желтая, цвета сливочного масла, и розовая, да, розовая – розовая, как бутон розы, розовая, как кораллы. Можно отыскать любой оттенок розового – как в букле для костюма Супруги П. Может, он именно поэтому так мне нравится? – вдруг подумала Кейт. Впрочем, она отлично понимала: настоящая причина ее внезапных слез и того, что она никак не может перестать плакать, – это Патрик.
Он заслуживал честного ответа, но Кейт знала: жена мясника, как это было и с Пег, каждую свободную минуту проводит по колено в крови, среди кусков сырого мяса, а не в окружении шелков и атласа. Если они с Патриком поженятся, то ей, скорее всего, придется навсегда расстаться и с «Chez Ninon», и со всем миром красоты и совершенства.
И все же Кейт любила Патрика Харриса с его чудесной и неуправляемой душой.
Нет, ей решительно требовался носовой платок! Но в кармане юбки она обнаружила только конверт из «Карлайла». Хлюпая носом, она вскрыла письмо. Какая разница, где его вскрыть, думала она. Я страшно тоскую по дому, я, возможно, уже уволена, я плачу на людях – разве может быть что-то хуже этого?
В конверте действительно лежал еще один чек, но на этот раз на нем стоял штемпель «оплачено».
К чеку была приложена визитка мистера Чарльза.
А ведь все и впрямь может оказаться гораздо хуже, подумала Кейт.
Респектабельной внешности вполне достаточно, чтобы люди заинтересовались и твоей душой.
Карл Лагерфельд
Мисс Арлин Фрэнсис: «Ваше имя появлялось в прессе в течение последнего месяца?»
«Возможно».
Мисс Фрэнсис: «Не знаком ли с вами лично кто-то из нас?»
«Вполне возможно».
Мисс Фрэнсис: «Вы, случайно, не Сальвадор Дали?»
Нет, Сальвадором Дали он явно не был. В телешоу «Таковы мои правила» он выглядел бледным и незапоминающимся. И, встретившись с ним лично, Кейт понятия не имела, чего от него можно ожидать. Министр стиля явился в демонстрационный зал без предупреждения. Мейв была права: несмотря на то, что розовый костюм не имел к нему никакого отношения, он хотел проследить, как продвигаются дела. Исключительно из профессионального любопытства, как он сказал. Его неожиданное вторжение в «Chez Ninon» было крайне неприятным, но для Кейт оно оказалось спасительным – никто и не заметил, как она после столь долгого отсутствия проскользнула в заднюю дверь. Двухчасовой обеденный перерыв для обычной работницы – это, конечно, никуда не годится. Но Мейв отметила в журнале, что Кейт вернулась через полчаса.
