— Тебе все равно не вырваться из паутины без усилителя, — наконец, произнес «черный». — Сдавайся, и я гарантирую тебе жизнь.
В ответ на его слова из кокона радужного света донесся удивительно мягкий, тонкий и чистый голосок, настолько музыкальный, что могло показаться, что существо поет, а не говорит, и настолько сладкий, что всякий, слушающий этот голос, готов слушать его вечно.
При первых же звуках этого необыкновенного, чарующего голоса солдаты пришли в замешательство — чувство всепоглощающего благоговения и восхищения перед носительницей такого прекрасного голоса заполнило их грубые ожесточенные сердца.
— Тот, кто дает такие серьезные обещания, не скрывает своего лица под маской, — услышали они. — Да и потом, где гарантия, что, сохранив свою жизнь, я не потеряю нечто гораздо более важное, чем она?
— Не потеряешь, — послышался глухой ответ.
— Но даже если это и так, возможно, тот, кто является твоим господином, милейший, не разделит твоих благих намерений.
— Нет никого во всем мире, кто был бы выше меня, фея. Я сам себе господин! — с этими словами «черный» снял маску и взорам всех присутствующих открылось хорошо известное лицо, чей профиль каждый день можно было увидеть на монетах и воинских штандартах.
— В таком случае, я сдаюсь, — после некоторой паузы с оттенком легкой грусти выдохнул голос.
Радужное сияние постепенно угасло и на месте искрящегося шара оказалась совсем юная хрупкая девушка в белоснежной тунике, украшенной рисунком с изображением пчелы угрожающе выставившей жало.
Вскоре крылан уже нес воина в черном и его прекрасную пленницу по направлению к лагерю. Девушка сидела впереди него, держась тоненькими ручками за кожистую складку на шее чудовища и с видимым любопытством рассматривала то, что творилось внизу. Врожденное острое зрение существа, усиленное немалыми магическими способностями, позволяли увидеть происходящее в деталях.
Цепи солдат с факелами, сверху казавшимися россыпью рыжих звезд на темном небосклоне, обшаривали округу в, как всегда, тщетных поисках нор, в которых скрылись враги. Другие на носилках относили тела убитых к реке, где над ними колдовали фигуры в черном. Третьи приступили к починке взорванного моста, чтобы солдаты могли переправиться обратно. Больше всего внимание феи привлекло то, что происходило с мертвецами. После некоторых манипуляций чернокнижников, те начинали судорожно подергиваться, а затем вставать, постепенно образуя стройную и, надо сказать, довольно жуткую колонну, готовящуюся, по-видимому, после починки моста протопать в лагерь.
Всецело поглощенная зрелищем внизу, девушка как будто и не замечала такого же пристального внимания к своей особе. Воздушная материя туники плотно облегала тело, в точности повторяя его восхитительные формы, не скрывая ни одной возбуждающей воображение черты. Золотистые волны волос, ниспадавших на плечи, излучали мягкое свечение в темноте. Влажный блеск глаз, полных, словно рожденных для поцелуев, губ, ну, и, в дополнении ко всему, ни с чем не сравнимый сладковато-медовый аромат, источаемый каждой порой её слегка розоватой бархатной кожи — все это, пожалуй, смогло бы свести с ума любого мужчину!
«Это тело словно создано для любви», — пронеслось в голове воина. — «Как же такое существо способно воевать, сеять разрушение и смерть?» — словно одна морская волна нагнала другую, возникла в его голове следующая мысль.
Совершенно бессознательно одной рукой он прикоснулся к осиной таллии прекрасной пленницы. Что-то мягкое, теплое, нежное затрепетало под его холодными пальцами. Ему на миг показалось, что он услышал легкий полувздох и ответное движение…
Впрочем, крылан уже начал снижение и пришлось сосредоточиться на посадке.
3.
— Прошу проследовать в мои скромные владения, — хрипло выдохнул воин. — Они не рассчитаны, конечно, на таких гостей, но я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы вы чувствовали себя как можно уютнее.
Ему действительно было стыдно за эти, впервые показавшиеся ему нелепыми, черепа на вершине частокола, за эти черные шатры с вышитыми на них хищными мордами чудовищ, за уродливую тварь, что скулила у его плеча, изрыгая волны нестерпимого зловония из клыкастой пасти, от вида уныло плетущейся колонны оживших мертвецов, входящей через открытые ворота лагерной цитадели. Он сам себя не узнавал, но ему было стыдно.
