Несмотря ва все усилия Опал сдержаться, ее нижняя губа задрожала.
— Но, мисс… Я думала вчера вечером, когда вы позволили мне остаться, что вы собираетесь дать мне работу. Хотите, чтобы я ушла?
— Нет, конечно же, нет! — Милли замолчала и перевела дыхание. — Извините, я должна была выразиться яснее: я хочу, чтобы вы оставались здесь, пока не родится ребенок, пока вы не встанете на ноги и сможете позаботиться о себе. Я не собираюсь давать вам работу.
Опал заморгала.
— Вы хотите сказать, что даете мне комнату, но не даете работы? Но я не могу просто так жить у вас без всякой платы.
Сомнение и ущемленная гордость переполняли Опал, и Милли вспомнила, что говорил вчера Джонатан. Девушка была слишком горда, чтобы принимать подачки, она сама хотела зарабатывать на жизнь. И глядя на Опал, Миллисент поняла, что Джонатан прав. Нужно было немедленно найти какой-нибудь выход.
— Хорошо, работа так работа. Но вам не следует впредь поднимать такие тяжести.
— О, извините, мисс! Как скажете…
— Вы сейчас должны заботиться о своем ребенке, — напомнила ей Миллисент, — не следует заниматься чем-то, что может повредить ему. Кроме того, у меня много более легкой работы, например, протирать пыль. Скоро нужно будет собирать груши. Потом пойдут кабачки, тыквы и помидоры. Вот здесь мне, действительно понадобится помощь.
— О-о, — Опал пыталась осознать, потом робко улыбнулась. — Хорошо, мисс. Этим я и займусь.
Миллисент вернулась в дом, а Опал осталась стоять на месте, глядя на дверной пррем. В груди у нее все сжалось от радости, ей хотелось плакать. Она не могла припомнить, чтобы кто-нибудь заботился о ее здоровье. Мисс Хэйз, думала она, наверное, ангел в этом отвратительном мире. Опал повернулась и оглядела сад. Мистер Лоуренс, должно быть, тоже ангел, хотя он и красив, как Люцифер. Он отнесся к ней по-доброму и с уважением, чего никогда ие делали другие, в том числе и мужчины.
Опал провела рукой по стройной колонне веранды. Убирать этот дом будет просто удовольствием. Он такой красивый и величественный. Она подняла таз и направилась вдоль веранды, тянущейся от парадного входа до заднего. За домом она выплеснула мыльную воду, потом поставила таз с тряпками в кладовку за кухней. На кухне обедала Ида, но Опал была сыта, наевшись меньше часа назад бисквитов и бекона. Поэтому она взяла тряпку и пошла протирать мебель.
Начала она с элегантной гостиной. Потом протерла пыль с мебели в не такой просторной и не такой официальной гостиной, где впервые оказалась вчера вечером, очнувшись после обморока. Она протерла деревянную стенную панель, махогоновые двери двух маленьких комнат. Пройдя через одну из них, толкнула дверь, с восхищением предвкушая, что там еще одна большая гостиная.
Затаив дыхание, она замерла на пороге, когда увидела, что незванной гостьей вторглась в спальню, а на кровати сидит мужчина, ошарашенно глядя на нее.
— О, извините меня, сэр! Простите! Я просто собиралась протереть пыль, и я… — шептала она, краснея. — Я не знала, что вы спите! Я приду позже, когда вы встанете.
Он засмеялся.
— Вряд ли дождетесь этого. — Его слова смутили Опал, и она в недоумении молча смотрела на него.
Он показал на свои ноги под покрывалом. — Мои ноги неподвижны. Я не могу встать. Я — калека.
Когда Опал поняла, что совершила куда более дурной поступок, чем просто разбудила мужчину своей уборкой, ее лицо из розового превратилось в малиновое. Она ворвалась в его комнату, даже не постучавшись, своими нелепыми словами смутила его…
— О, я очень виновата, сэр! Извините! — Она подобрала юбки, желая исчезнуть, как в сказке. — Я не знала. Сестра Анна-Мария всегда говорила, что я вначале скажу, а только потом подумаю!
К ее изумлению, он рассмеялся.
— Сестра Анна-Мария? А кто такая Анна-Мария?
— Одна из монахинь, сэр. В нашем приюте. Прошу прощения, я даже не назвала себя. Я — Опал Уилкинс. Мисс Хэйз наняла меня убирать дом.
— Да, я знаю, сестра говорила. Я — Алан Хэйз, брат Миллисент. — Он помолчал. — Очевидно, ова ие говорила вам обо мне.
— Нет, сэр.
— Ну, это не имеет значения. Входите. — Он жестом подозвал ее. — Вы должны научиться убирать вокруг меня.