Лоуренс улыбнулся широкой белозубой улыбкой:
— А, соседка! Как вы себя чувствуете сегодня, мисс Хэйз?
— Спасибо, хорошо, — сдержанно ответила она, — а как ваши дела?
— Немного устал, — признался он, хотя Миллисент подумала, что внешне это никак не выражалось; просто очень энергичный человек.
— Я уверена, что переезжать куда-то — очень хлопотно. — Милли протянула ему корзинку с кушаньем. — Я принесла вам кое-что к обеду. Добро пожаловать в Эмметсвилл!
— Ого, спасибо! — он взял корзинку и вдохнул аромат. — М-м-м… Пахнет аппетитно! Входите. Уверен, что дочка будет рада с вами познакомиться. — Он повернулся и крикнул:
— Бетси!
Но вместо ребенка показалась собака, выбежавшая из-за угла дома и буквально взлетевшая на крыльцо. Она оказалась еще больше, чем когда Милли видела ее из окна. Огромный лохматый белый пес вилял хвостом так быстро, что становилось непонятно, как он оставался на месте. Пес пару раз пробежал вокруг девушки, затем прыгнул, встав на задние лапы, а передними толкнул ее прямо в грудь, чуть не сбив с ног.
— Адмирал! — крикнул хозяин. — Нельзя! Сидеть! Собака опустилась на все четыре лапы, но не отвела ждущего взгляда от Милли. Пес высунул из пасти язык и сидел, энергично виляя хвостом и тяжело дыша. Миллисент с ужасом смотрела на грязные отпечатки лап на своей блузке.
— Адмирал! Назад! — из-за угла выбежала девочка и резко остановилась, увидев происходящее на крыльце.
— О нет… Адмирал! Ты опять это сделал?
— Да, несомненно сделал. Боюсь, он испачкал нашу гостью и чуть не уронил ее.
— Он еще щенок, — оправдываясь, сказала девочка.
— Щенок? — в ужасе спросила Милли. — Боже, что же из него будет, когда он вырастет?
Джонатан Лоуренс засмеялся, как будто она шутила.
— Да, он огромный, верно? Его поведение не соответствует его размерам. Я прошу извинения. — Он взглянул на пса и сказал:
— Сидеть, сидеть. Адмирал! Хороший мальчик.
Собака продолжала не отрываясь смотреть на Миллисент. Вокруг глаз у животного были темные пятна, что придавало взгляду несколько настороженное выражение, а высунутый из открытой пасти язык словно довершал эту не очень-то приятную картину. Миллисент не могла понять, кто мог выбрать такую собаку ребенку, тем более девочке.
Дочь Лоуренса была совсем не похожа на маленьких кузин Миллисент, одетых в скромные клетчатые хлопчатобумажные платьица и кружевные переднички. Их прически представляли собой уложенные в виде короны косы и длинные локоны, свободно спадающие на плечи. А светло-рыжие волосы этой девочки были заплетены в две косички, но часть волос выбилась и прядями свисала на лице. Ленточка на одной косичке развязалась, и концы ее свободно болтались; другая же, по всей видимости, была потеряна, и косичка наполовину расплелась. Ее тяжелые черные туфли были испачканы грязью, и на одной из них развязался шнурок. На Бетси было розовое с белым хлопчатобумажное платье, размера на три меньше, чем требовалось, и из-под него торчал край нижней юбочки. На одном чулке девочки была видна дырка, от которой вверх ползла широкая стрелка спущенных петель.
Ее нельзя было назвать хорошенькой: слишком крупный подбородок и слишком широкий рот, а щеки и лоб усыпаны веснушками. Однако глаза были большими и умными, а ресницы такими же густыми, как у отца. Миллисент подумала, что все это можно было даже назвать привлекательным, если бы девочка не смотрела на нее в упор откровенно любопытным взглядом — пожалуй, слишком откровенным даже для ребенка. В завершение всего ее лицо еще украшало и грязное пятно на щеке.
— Мисс Хэйз, позвольте познакомить вас с моей дочерью, Элизабет. Бетси, эта леди — наша новая соседка, мисс Хэйз.
— Привет, — дружелюбно отозвалась Бетси. Миллисент часто заморгала. Она даже не прибавила «мэ-м» или «мисс Хэйз», или «здравствуйте». Милли считала ее ответ неподходящим даже для подростков, не то что для детей. Сказанное прозвучало недопустимо грубо. Она взглянула на Джонатана Лоуренса. Он улыбался дочери, как будто это был самый чудесный в мире ребенок.
— Здравствуй, — вежливо произнесла Миллисент, — я рада с тобой познакомиться. — По крайней мере, она подаст хороший пример; было очевидно, что девочка росла в отсутствии человека, который мог бы правильно ее воспитывать.
