– Ведут!
Боярыня с дочерью наперебой бросились к оконцу. Гнилою корягою стукнулась об пол сброшенная с лавки горбунья.
Осторожно и благоговейно, как драгоценные хрупкие сосуды, полные заморским вином, несли холопи на руках пьяных гостей. Симеон, поддерживаемый за спину тиуном, отвешивал поклон за поклоном.
Наконец, бояр уложили в колымаги. Застоявшиеся кони весело понеслись к едва видным курганам. Людишки, с факелами в руках, бежали за гостями до леса. Изжелта-красными бороденками струились и таяли в мглистой тиши курчавые лохмы огней.
Ряполовский в последний раз ткнулся кулаком в свой сапог и, повиснув на тиуне, тяжело зашаркал в опочивальню.
Боярыня со вздохом присела у крыни[10].
– Ты бы, Марфенька, в постельку легла бы.
Девушка прижалась щекою к липкой от слез и румян материнской щеке.
– Не люб мне сон. Краше с тобой посидеть.
И, выдвинув ящик, нежно провела рукой по шуршащей тафте.
Мамка достала волосник[11]. Боярыня с гордостью примерила его дочери.
– Твой, Марфенька. А бог приведет, будешь боярыней – эвона, добром коликим отделю.
Любовно и сосредоточенно перебирали пальцы вороха шелка, обьяри, тафты и атласа.
– Все тебе, светик мой ласковый.
Увлекаясь, Ряполовская выдвигала ящик за ящиком.
– Не показывала аз тебе допрежь. Тут и летники, и опашни, и телогреи.
Марфа жадно прижимала к груди приданое. Шутиха, стараясь казаться подавленной обилием добра господарского, то и дело всплескивала руками и тоненько повизгивала.
– Херувимчик ты наш, – чмокала он икры боярышни, – ты к волоснику убрус[12] подвяжи.
Вытянувшись на носках, горбунья повязала убрус узлом на раздвоенном подбородке зардевшейся девушки и застыла в немом восхищении.
– Да тебе не в боярышнях, а в царевнах ходить, – вставила мамка и, считая, что выполнила все требующееся от нее, безразлично уставилась в подволоку.
Молочные лучи месяца улыбчато пробрались в светлицу и легли кружевным рушником на желтом полу. По краям рушника странным зверком кралась густая тень от горба шутихи.
Боярыня встрепенулась:
– Эк, полунощницы мы.
И кликнула негромко постельницу.
* * *
Тиун неподвижно стоял у низкой двери опочивальни. Боярин сел подле окна, налил корец кислого, как запах бараньей шерсти, кваса и залпом выпил.
Антипка грохнулся на пол.
– Князь-боярину на здравье, а нам, смердам, на утешение.
Симеон тупо прислушался.
– Ты, что ли?
– Аз, господарь мой.
Тиун несмело поддался на брюхе поближе к князю.
– Отказчик на дворе сдожидается.
Ряполовский надоедливо отмахнулся.
– Недосуг мне… Утресь.
Поднявшись с пола, Антипка остановился на пороге.
– Сказываю, утресь!
– Тешата охальничает, господарь мой. Отказчика того со двора погнали.
Ряполовский вскочил и по-бычьи согнул багровую шею.
– Абие[13] ко мне доставить!
Тиун шмыгнул в сени. В заплывших глазах боярина сверкнули звериные искорки. Стиснув до боли зубы, он стал у порога.
Отказчик робко склонился перед ним.
– Не моя вина. Не токмо надо мной – над твоим именем глумится! – Он возмущенно подергал кончик жиденьких усов своих. – Тако и лаял: «Ныне, дескать, страдники не ниже высокородных».
– Не ниже?!
Точно клещи, впились в горло отказчика жирные пальцы боярина.
– Убогой сын боярской, Тешата, не ниже вотчинников Ряполовских?!
– Тако и сказывал, господарь! – прохрипел задыхаясь отказчик: – «Мы хоть и малым володеем, а холопей не продаем. Самим надобны нынче».
Симеон на мгновение разжал пальцы, отступил и, размахнувшись, с плеча, изо всех сил ударил покорно стоявшего перед ним человека.
– Добыть! Доставить!
Тиун бочком подвинулся к боярину.
– Дозволь молвить смерду.
И, коснувшись рукою пола:
– Не в диво нам тех людишек у Тешаты отбить. Токмо бы воля твоя.
– На коней! – топал исступленно ногами князь, не слушая Антипку.
– Абие оседлаем. Токмо дозволь молвь додержать.
Широко раздув ноздри, Ряполовский надвинулся на тиуна.
– Не по дыбе ль соскучился?
– От твоей милости, князь, и дыба мне, смерду, великая честь!
Льстивый голос холопя смягчил боярский гнев.
Симеон присел на лавку и, уже почти спокойно, кивнул:
– Сказывай.
– Не смирится Тешата. С тяжбой пойдет на тебя. То ли дело – подьячего, Ивняка Федьку, кликнуть. Умелец подьячий наш ссудные кабалы пером наводить.
