Мэддин с задумчивой улыбкой смотрел на корабли, на которых когда-то перевозили зерно.
Эти суда имели более низкую осадку, чем «Англаф», им были не страшны волны и течения, но, покачиваясь на волнах, они производили впечатление тяжелых и неповоротливых посудин. В отличие от них «Англаф» был маневренным и быстроходным. Он похож на стремительную борзую, в то время как эти неторопливые посудины – сущие коровы на льду, подумал принц с некоторой гордостью. Как все-таки он и его шхуна подходят друг другу по темпераменту. Зато медленные и устойчивые сухогрузы куда лучше соответствуют его намерениям… а заодно и его унылому состоянию духа.
Хотя флотилия вновь двинулась вперед, а Мэддин получил причитающуюся ему долю сочувствия и соболезнований, тоска вновь обрушилась на него подобно снежной лавине.
Принц намеренно не стал поднимать на своей шхуне все паруса – ему не хотелось догонять остальных. Правда, время от времени он с трудом подавлял искушение попросить капитана Авьера, чтобы тот отдал команду отклониться от взятого курса и уйти далеко-далеко в открытое море, подальше от горестных воспоминаний и возложенной на него императрицей ответственности, чтобы больше никогда-никогда не видеть землю. Океан велик, где-нибудь в его глубинах он сможет наконец-то утопить свое горе. Или хотя бы попытается сделать это.
Авьер что-то сказал, и Кадберну пришлось окликнуть своего господина.
– Простите, – сказал Мэддин, – Я не расслышал.
– Это хорошие корабли, ваше высочество, – произнес Авьер, кивая в сторону сухогрузов. – Пусть они не так уж быстроходны и красивы, но зато надежны и выносливы, как тягловые лошади.
Принц улыбнулся.
– Я так и подумал, – без малейшего намека на сарказм произнес он.
– Понимаю, вам нужно о многом поразмыслить, ваше высочество, – сказал Авьер. – Если позволите, я оставлю вас.
– Разумеется, капитан, – ответил Мэддин. – Возвращайтесь к своим обязанностям.
Когда Авьер отошел достаточно далеко, Кадберн сказал:
– У нас возникли кое-какие сомнения…
– Сомнения? А вот у меня уже давно нет никаких сомнений. У меня нет никаких сожалений. Сейчас же я делаю то, что делаю, потому что ничего другого мне не остается. Без Алвей… – На секунду принц умолк, а потом с трудом заставил себя продолжить: – Мне осталось завершить лишь одно дело.
– Месть. Вы хотите отомстить, – спокойно произнес Кадберн.
Мэддин кивнул.
– Ты считаешь, это неправильно? По-твоему, мне в первую очередь следует думать о колонии?
– То, что вы остались в живых, – это и есть месть. А посАе основания колонии в Кидане, когда Авьер отправит императрице ваше послание об убийстве леди Алвей, Лерена поймет, что Юнаре доверять нельзя.
Мэддин недовольно поджал губы.
– Не согласен. Я остался жив – и это все, что нужно Лерене. Она не осмелится устроить свару в семье из-за Алвей. Но ты прав, я расскажу Лерене о случившемся, и наша императрица найдет способ наказать сестру. Ее величество не может оставить без внимания вторую попытку покушения на мою жизнь.
– Вы думаете, план грамматиста окажется успешным?
– Да, – не задумываясь, ответил Мэддин. – При условии, что Полома будет правильно играть отведенную ему роль.
– Вы в нем не уверены?
– Почему же? Вполне, – ответил Мэддин. Кадберн промолчал.
– Ты думаешь о встрече Мальвары с Нетаргером, – произнес Мэддин.
– Да.
– Полагаю, ничего страшного в этом нет. Просто разговор, в который ты влез прежде, чем было сказано что-то важное. Полома действительно был искренне предан Алвей. Он бы не сделал ничего такого, что могло бы подвергнуть ее опасности, и теперь ни при каких обстоятельствах не станет оказывать содействие ее убийце. И вообще не будем забывать о том, что главное желание Мальвары – освобождение его родной страны. – Мэддин потер глаза. – А теперь, когда у Поломы появился помощник в лице Гэлис Валера, план грамматиста непременно сработает…
– Вижу, вы устали. Вам следует пойти в каюту и поспать.
– У меня слишком много дел, – вздохнул принц.
– Через два часа я вас разбужу.
Мэддин кивнул: он действительно слишком устал.
Кадберн проводил его до каюты, удостоверился, что дверь заперта, а затем вновь поднялся на палубу.
