– Господи всемогущий! Помоги! Устал я от нищеты, сил более нет терпеть! Готов ловить и воров, и мошенников, и мерзавцев всяких, лишь бы за приличное жалованье… да на благо общества…
Полянский стоял на коленях и истово крестился. Неожиданно вспомнилась ему родная деревенька, полностью сгоревшая во время войны… отец, безвременно скончавшийся, не выдержав разорения… матушка, последовавшая вслед за мужем буквально через несколько дней…
Алексей Фёдорович заплакал и ещё громче запричитал:
– Уж лучше бы меня французы на войне убили! Не испытывал бы теперь ни стыда, ни нужды…
Вдруг в дверь постучали. Решив, что ему померещилось, Полянский не откликнулся. Однако стук повторился, причём уже более настойчиво.
Поручик медленно поднялся с колен и, прихрамывая, направился к двери. На пороге стоял бравый молодец в казённом мундире.
– Имею ли я честь видеть господина Полянского Алексея Фёдоровича? – поинтересовался визитёр.
– Это я… – промямлил растерявшийся Полянский. – Чем обязан?
– Вам письмо из Управления жандармерии. Будьте любезны, распишитесь в получении, – курьер протянул обомлевшему от изумления поручику квитанцию.
Алексей Фёдорович робко принял казённый листочек, подошёл к письменному столу, машинально расписался.
– Благодарю. Получите ваше письмо. Прошу! – отчеканил вышколенный курьер и протянул конверт Полянскому. Тот принял его дрожащими от волнения пальцами.
Едва за курьером затворилась дверь, Алексей Фёдорович бросился за канцелярскими ножницами. Распечатывая письмо, он настолько волновался, что чуть было не поранил себе руку. Наконец, развернув кипенно-белый лист бумаги, над которым постарался явно очень прилежный секретарь, Полянский вник в аккуратно– витиеватый почерк:
«Господину Полянскому Алексею Фёдоровичу, поручику в отставке.
Внимательнейшим образом изучив Ваше прошение и ходатайство за Вас г-на Грачёва А. Г., сим письмом уведомляю, что Вы приняты на службу во Второе отделение жандармерии (с сохранением воинского чина) в должности чиновника по следственному делу.
В соответствии с назначенной должностью Вам положено жалованье в 40 рублей в месяц, а также: бесплатный форменный мундир со знаками отличия и казённая квартира (если таковые потребуются).
… апреля сего года Вам надлежит явиться во Второе отделение жандармского корпуса, что по улице Воздвиженка, под начало полковника г-на Эйлера П. Х.
Граф Цукато Николай Егорович».
Заключала сие послание размашистая подпись графа.
Полянский, не веря собственным глазам, перечитал письмо несколько раз.
– Господи! – повернулся он к образам и снова пал на колени. – Как благодарить мне Тебя, что услышал мои стенания?! И жалованье в сорок рублей… и казённая квартира… Господи! Обещаю! Всех мерзавцев переловлю! Проявлю ради Тебя усердие!..
* * *
На следующий день Полянский худо-бедно привёл себя в порядок и, не медля, отправился в жандармский корпус, что располагался на Воздвиженке прямо напротив Крестовоздвиженской церкви[7].
Предъявив казённое письмо, подписанное самим господином Цукато, он без излишней волокиты попал на приём к начальнику – Павлу Христофоровичу Эйлеру.
Кабинет полковника был достаточно просторным. Сам он сидел за огромным столом, заваленным различными бумагами; напротив, за крошечными столиками, разместились два писаря. Полянский удивился: как писари умудряются работать, когда на их столах, если здесь вообще уместно это слово, умещаются лишь лист бумаги да чернильница?
Господин Эйлер внимательно прочитал письмо, предоставленное визитёром.
– Что ж… Прекрасно. Стало быть, в нашем ведомстве пополнение. Дворянин, поручик… Да, да, припоминаю, – оторвался наконец Павел Христофорович от казённой бумаги. – Итак! Мундир можете получить через два-три дня… Далее… По поводу квартиры… – он вопросительно посмотрел на Полянского.
Алексей Фёдорович с готовностью закивал:
– Если это возможно, господин полковник.
– Я предпочитаю, чтобы меня называли по имени-отчеству, – заметил тот.
Полянский тотчас поправился:
– Если возможно, Павел Христофорович.
– Вот и славно… Конечно, возможно. Тогда вам надо будет подойти к Яковлеву, он в нашем корпусе подобными делами заведует. Кстати! – полковник снова смерил взглядом Полянского, мгновенно отметив бедственное положение поручика. – Может быть, вам выписать подъёмных в счёт жалованья? Скажем, рублей эдак пятнадцать?..