* * *
Павел Христофорович рывком отворил дверь в свою спальню. Синклер, облачённый уже в домашнюю куртку и мягкие текстильные туфли, покуривал сигару у окна, любуясь великолепным видом на Кремль. На звук распахнувшейся двери он резко обернулся и, смерив непрошенного гостя суровым взглядом, резонно спросил:
– What do you want? (Что вам угодно?)
Эйлер, не будучи знатоком английского языка (предпочитал всю жизнь изъясняться на родном русском), тем не менее отлично понял смысл вопроса.
– Это… по какому… праву… вы, сударь, вторглись… в мой… дом? – с многозначительными паузами (или то была одышка?) ответил он вопросом на вопрос, стараясь держать себя в руках.
Эсквайр русский язык знал прескверно, чего от него хотят, не понял, и посему, прищурившись, воскликнул:
– О! Я есть вас помнить… Вы быть на балу Елизавета Кшесинская…
Эйлер разъярённо замотал головой: его охватило непреодолимое желание вцепиться в журавлиную шею англичанина.
Вмешался верно оценивший ситуацию Полянский. Когда-то он вполне сносно изъяснялся на языке досточтимого эсквайра, и теперь знания пригодились.
– Мистер! Предъявите, прошу вас, купчую на владение этим домом.
Синклер расплылся в улыбке, обнажив лошадиные зубы, пожелтевшие от давнего пристрастия к сигарам. Обрадовавшись, что хоть один из непрошеных гостей способен изъясняться на языке его родины, и изъяв из секретера гербовую бумагу, он важно протянул её поручику:
– Прошу.
Полянский пробежал глазами по фальшивой купчей.
– Мне очень жаль, мистер Синклер, но сей документ не имеет юридической силы.
– Почему? – замер в недоумении новоиспечённый хозяин.
– Это подделка. Дом никогда не продавался. – Полянский указал на Павла Христофоровича и добавил: – Перед вами ― настоящий хозяин дома. И он вправе арестовать вас как мошенника.
«Журавлиное» лицо англичанина от потрясения вытянулось и странным образом трансформировалось в «лошадиное». Мистер Синклер долго лепетал, что это недоразумение, что документы оформлены в нотариальной конторе, что всё законно… Потом догадался спросить:
– Разве не госпожа Кшесинская владела этим домом?
Полянский терпеливо разъяснил Синклеру, что госпожа Кшесинская – мошенница, разыскиваемая в настоящее время жандармерией Москвы, так что ему придётся проехать в жандармский корпус, начальником коего и является господин Эйлер, истинный хозяин дома.
Не ожидавший подобного поворота событий эсквайр начал медленно оседать:
– Бог мой! Я собственными руками отдал преступникам двадцать тысяч рублей! Непомерно высокая цена за вид на Кремль из окна!..
Подоспевший вовремя Полянский подхватил его под руку.
…В жандармском корпусе на Воздвиженке, куда милостиво согласился проследовать донельзя удручённый господин Синклер, англичанин рассказал, что, как состоятельный землевладелец Йоркшира, давно мечтал купить дом поблизости от Кремля. Когда приехал в Москву, остановился в гостинице «Лоскутная», где и познакомился случайно с неким бароном фон Нагелем. В одну из встреч барон предложил купить дом на Моховой и, заручившись согласием, представил хозяйку особняка – очаровательную госпожу Кшесинскую.
Синклер искренне раскаивался: он и предположить не мог, что попал в сети мошенников.
Дальнейшее развитие событий изложил ему Полянский. Мошенники под видом респектабельной светской пары явились в дом Павла Христофоровича Эйлера, прознав предварительно, когда именно состоится бал в честь дня рождения хозяина. (Причём наверняка мошенники прекрасно знали, что хозяин особняка служит во Втором отделении жандармерии, иначе чем объяснить их подарок от имени самого генерала Бенкендорфа?) Пока госпожа Кшесинская усыпляла бдительность именинника своими волшебными формами и чарующими речами, на Моховую прибыл сэр Синклер. Барон фон Нагель встретил его у ворот и беспрепятственно провёл по всем апартаментам. А на следующий день госпожа Кшесинская оформила с эсквайром купчую в «нотариальной конторе».
Алексей Фёдорович, не поскупившись на подробности, поведал эсквайру и о том, что когда они, жандармы, посетили оное заведение, никого там, разумеется, не обнаружили: от «конторы» остались лишь липовая вывеска да карта червонного валета на пустом конторском столе…
