– Начинайте. Но чтобы на этот раз все получилось как надо. – Снова перевел взгляд на крепыша. – Артурка! Кому сказал, приступай!
Крепыш вздохнул, размахнулся и что было сил хлестнул перекрученной капроновой ниткой по тому месту, где под десятью одеялами с трудом угадывался плоский силуэт.
– А! – донеслось даже не из-под одеял, а из-под кровати.
– Ра-аз… – начал отсчет Артурка. – Два-а…
Большая зеленая пуговица снова взметнулась к потолку и со свистом впечаталась в трехдюймовую шерстяную броню, не нанеся никакого видимого ущерба, кроме крошечного пылевого облачка.
– А! А-а! Дедушке больно! – отчаянно завопили под кроватью.
Сам испытуемый спокойно дожевывал яблоко, выглядя при этом донельзя счастливым.
– Отделения с первого по третье, в три шеренги – СТАНОВИСЬ!
В голосе очкарика явственно проступили командирские нотки, заставив вялую массу новобранцев, до того пребывавших в оцепенении, засуетиться, застучать по полу подметками и замереть в новом порядке.
– Первое отделение, рядовой Степин на месте, остальные нале-, напра-а… ВУ! Разом-кнись!
Слабо представляя, как вести себя в этой ситуации, я покосился на соседа. Тот стоял, угрюмо глядя в пол, и не пытался сбросить с головы мою руку, из чего я сделал вывод, что прозвучавшие команды нашей, отдельно стоящей группы не касаются.
– Равняйсь! Смирно! – Очкарик крутанулся на каблуках и, старательно прижимая большие пальцы ко швам форменных брюк, приготовился рапортовать. – Товарищи стар…
– Вольно! – взмахом пухлой ручки остановил его Гаурия. – Значит, так. Сначала – по центру, чтобы красиво, большими буквами – «удостоверение».
Очкарик, все-таки больше дирижер, нежели режиссер, развернулся лицом к строю.
– Рядовой Степин, нале-ву! Упор лежа принять! Пятнадцать отжиманий.
Рядовой, стоявший по центру в первом ряду, повернулся, рухнул на выставленные руки, заняв в этом положении все пространство, освободившееся после команды «разом-кнись», и начал отжиматься. Он делал это медленно и натужно, в давящей на психику тишине, только на заднем плане вполголоса переругивались картежники да вскрикивал в нужных местах притаившийся под кроватью безымянный солдат.
Степин закончил отжимания, поднялся и замер равнодушным манекеном, даже руки не отряхнул.
– П-п-пятнадцать, – прокомментировал рядовой с глазами навыкате и белыми пятнами на пунцовых щеках, еще один член нашей «особой» группы.
Держащий его за руку коротышка с непропорционально большой головой кивнул в ответ.
– Только это… на русский не забудь перейти, – распорядился Гаурия. – А то получится, как тогда.
Очкарик, не оборачиваясь, кивнул.
– Рядовые Газизов и Кулик, сесть, вста-ать!
Двое бойцов, крайние в первом ряду, выполнили команду.
– Левый и п-п-правый, – немедленно отреагировал краснощекий и удостоился нового кивка.
– Рядовые Газизов и Устинов, сесть, вста-ать!
– У б-б-большое. – Кивок.
– Рядовые Газизов и Данисенко, сесть, вста-ать!
– Дэ б-ба-альшое. – Кивок.
– Рядовые Газизов и Олейников, сесть, вста-ать!
– О-о большое. – Кивок.
– Рядовые Газизов и Степин…
– А-а-а! Дедушке больно!
– Отставить! Рядовые Газизов и Силантьев, сесть, вста-ать!
– С-сэ б-большое. – Кивок.
– Дальше так, – донеслось со второго яруса. – Сим удостоверяется, что Кривцов Роман… Как там тебя по отцу?
– Дедушка хочет кушать! – послышалось из-под одеял. Спустя секунду, оттуда же, неразборчиво: – Иоиищ.
– …Георгиевич, далее…
– Рядовые Газизов и Томилин, сесть, вста-ать!
– Тэ б-большое. – Кивок.
– Рядовые Газизов и Олейников!
– А-а-а-а!
– О-о большое. – И вместо кивка недовольное: «Да без тебя вижу! Задрал уже!»
Пользуясь тем, что импровизированный «смотр строя и бреда» пока не затронул мою группу, я склонился к розовому затылку соседа и поинтересовался:
– Это надолго?
Толстяк устало покосился на меня, но не ответил. Однако сдаваться я не собирался.
– А кто этот пучеглазый? И почему он все комментирует?
– Буфер, – буркнул толстяк и, немного повысив голос, чтобы перекрыть очередное «А-а!» из-под кровати, уточнил. – Буфер клавиатуры.
– А этот, с большой головой?
– Модуль памяти.
– А-а… – Я кивнул с умным видом. – А вы, как я понимаю, твердый диск?
