— Угу. Мои такие же. — Карина, устав ходить, села у батареи так, чтобы видеть Макара, но ни в коем случае не находиться ближе чем за три метра. Шорох понял, усмехнулся и продолжил:
— Залезли под землю трое. Вылезли двое. Теперь-то я знаю почему... Этот твой, как его?
— Пахак?
— Ну да. Пахак. В общем, диггеры сказали, что больше не пойдут ни за какое бабло. И чтоб мы тоже не совались. Толком не впилили, конечно, что там за фигня, но обгадились. Пахак, значит? Симпатичный зверек.
— Я привыкла. Мне он в самом деле кажется милым.
— Ну да... — Макар дотронулся пальцем до царапины на щеке. — Действительно. Домашний любимец.
— Ладно. Дальше давай.
— Ну а чего дальше? Дальше батя решил пока забить на метро. А я...
— А ты решил не забивать?
— Ну да, — улыбнулся Макар. И тихо, очень тихо добавил: — Сесть рядом можно? Или снова в челюсть?
— Можно. — Карина подвинулась. И покраснела.
— Качнул, короче, с батиного ноута те самые карты. Ну, там всякие еще записки, приписки. В библиотеке пару штанов протер. Дополнил кой-где. Там мало, но если все собрать — интересно получается. До кучи надыбал в сети квестовиков. Прикольные чуваки. И карты у них прикольные — девяносто процентов фуфла... Но что не фуфло, то здорово ложится на старинные схемы. Прям в тютельку.
— Знаю.
— Откуда? Ладно, не говори, если не хочешь. Потом.
Она почувствовала, как его колено коснулось ее ноги, и с трудом перевела дыхание. Отодвинулась в сторону сантиметров на пять. И еще раз. И еще. А потом двигаться оказалось больше некуда.
— Ты не можешь спокойно сидеть? — спросила, в тысячный раз покраснев. А когда он выдохнул «не-а, чего-то вот не могу», закрыла глаза и решила ни о чем больше не думать.
— ...и вышел на Ангурянов... То есть на вас! А дальше ты знаешь.
Шумел за окном утренний Ростов. Спешил окунуться в октябрьский понедельник — суетливый и заполошный. Радовались высокому чистому небу чайки. Пожилой голубь, гуляющий по узкому карнизу мансардного окна, наклонял голову, пытаясь разглядеть происходящее внутри. Голуби известны своей любовью к созерцанию и философским настроем.
— Нам нельзя встречаться, — повторяла она между поцелуями. — Мы же враги! И вообще, вот это все... Это — нельзя! Ничего вообще нельзя!
— А мне плевать! — он заставлял ее замолчать до следующего вздоха.
— Нельзя. Я должна была тебя там оставить. Пахаку скормить. Или убить. Знаешь. Я ведь все еще должна. Нет. Ну в самом деле...
— Мне плевать! Убивай. Хочешь?
— Не хочу. Мака-а-ар. Погоди! Пообещай мне...
— Что?
— Пообещай, что уедешь? Что забудешь все, что видел внизу... И меня.
— Никогда. Не отпущу! Ясно?
Его пальцы крепко обхватили ее запястья. Она тихонько рассмеялась. Вывернулась в секунду. Откатилась вбок.
— Если я не захочу, меня никто не удержит. Меня же с пяти лет учили... Я же не просто так — я смотритель ростовского...
Прервалась, изменившись в лице. Села прямо. Пригладила распушившиеся волосы. Ладонями обхватила пылающее лицо. Проговорила очень медленно, чеканя каждое слово:
— Нам нельзя быть вместе, Макар. Я Ангурян, ты Шорохов...
— Что? Опять эта дебильная вражда? Семья на семью? Зуб за зуб, око за око? Верона? Средневековье? Слушай, Каринка, ты же понимаешь, что это полный бред. Фигня! Ну начнут предки выступать. Конечно же, начнут. Ну, поорут. Ну, устроят истерику. Мозги нам вынесут. И что? Возьмем да и свалим, в конце концов. Да плевать я хотел!
— Нет. Не в этом дело. То есть и в этом тоже. Но не в этом. У меня — долг!
— Карин...
— Нет, Макар! — Она оттолкнула его с такой силой, что он даже опешил. — Все! Вот сейчас все! Уходи! Мне вообще в школу пора!
Она вскочила, подбежала к окну, отдернула шторы. Спрыгнул вниз испуганный голубь. Курлыкнул так, чтоб всем вокруг стало ясно — он недоволен. В маленькую мансардную комнату ворвался солнечный свет. Яркий, бессовестный. Схватив со стола учебники, Карина торопливо принялась запихивать их в рюкзак. Книги летели на пол, раскрывались в полете, падали.
— Да не отстану я от тебя. Ты же в курсе. Я же Шорохов...
— Именно что! Шорохов. Ступай! Иди же! Или я брата позову.
— Вот сумасшедшая! Не позовешь ведь.
