Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу - страница 42
Внутренние переговоры между Бисмарком и правительственными чиновниками показывают, что его изначальное предложение об изгнании немецких граждан польского и еврейского происхождения было отвергнуто как противоречащее международным юридическим нормам: одним из наиболее твердых принципов международного права был запрет на изгнание граждан государства в соседнюю страну без согласия этой страны. Впрочем, данный принцип был неприменим к иностранным гражданам, и даже многие, по сути дела, либеральные теоретики международного права утверждали, что любое государство имеет право выслать иностранных граждан – предпочтительно с согласия их родной страны, но в крайнем случае и без такового[238]. В 1883 году, когда немецкая полиция начала избирательную высылку евреев и поляков, документы которых не были в полном порядке, российское Министерство внутренних дел поначалу нашло такие действия не слишком спорными. Российский министр иностранных дел писал, что с точки зрения международного права немецкое правительство имело «несомненное право» высылать таких лиц, а потому Россия не могла воспрепятствовать выполнению этого плана или остановить его воплощение. Надлежало подготовиться к приему депортированных и проведению расследования в целях выявления вероятных преступников[239]. Российское Министерство иностранных дел, возможно, было готово понять немецких коллег, и не только благодаря десятилетиям сотрудничества по вопросам пограничного контроля, но также потому, что и само было вовлечено в исполнение сходного плана: печально знаменитые «майские законы» 1881 года предписывали ужесточить полицейскую регистрацию и контроль над иностранцами, евреями и политически подозрительными лицами по всей империи. Эти меры время от времени предполагали высылку иностранных евреев и других иностранцев, которые оказывались официально незарегистрированными[240]. Внутренняя переписка Министерства внутренних дел может создать впечатление, что российские власти даже симпатизировали сходным целям и методам своих немецких коллег. Более того, практически все эмигранты из Российской империи уезжали нелегально, так что в принципе у министерских чиновников было не много причин возражать против высылки этих лиц обратно на родину. Некоторые местные чиновники даже обращались к центральным властям с просьбой поспособствовать насильственному возвращению эмигрантов в их города и провинции, жалуясь, что теряют самых ценных членов общества, молодых людей «во цвете лет»[241].
Большинство массовых депортаций из Германии пришлось на лето и осень 1885 года. Поначалу в переписке Министерства внутренних дел и дипломатических нотах, которыми обменивались две страны, подчеркивалось, что и в самом деле проводится широкомасштабная операция, соответствующая, однако, традициям немецко-российского сотрудничества[242]. Петр Николаевич Дурново, глава полицейского департамента, указывал, что поляки, покинувшие империю, дабы избежать преследований после поражения польского восстания 1863 года, были политически неблагонадежны и что находившиеся в российском подданстве евреи, которых отлавливали немецкие власти, являлись по большей части дезертирами и уклонистами, которых надлежало вернуть в империю[243]. Консервативная российская пресса по-разному реагировала на происходящее, и не всегда с осуждением. На деле в значительной степени шовинистическая, правая популистская газета «Московские новости» заявила, что польская и еврейская пресса преувеличивает значение операции, которую сама газета характеризовала как оправданную по соображениям безопасности[244]. Российское Министерство иностранных дел указывало три причины, по которым оно не решалось немедленно и более жестко реагировать на высылки. Во-первых, по его мнению, депортация российских подданных не шла вразрез с нормами международного права
