Впрочем, чего хотел Г. Нельсон, Ф.Ф. Ушаков понимал прекрасно. Все «добрые» советы Нельсона он отклонял вежливо, но твердо и неуклонно вел свою линию. Слов нет, Г. Нельсон был прекрасным адмиралом, но посредственным дипломатом. Тягаться с Ф.Ф. Ушаковым в этом отношении ему было просто не под силу. Спокойная учтивость адмирала Ф.Ф. Ушакова раздражала Г. Нельсона. В переписке с друзьями он говорил, что русский «адмирал держит себя так высоко, что это отвратительно», что «под его вежливой наружностью скрывается медведь».
Время шло, и чем яснее Г. Нельсон понимал, что Ф.Ф. Ушаков вовсе не намерен следовать его «дружеским советам», а ведет свою собственную линию, тем больше разгоралась его неприязнь к русскому адмиралу. Он уже перестает стесняться в выражениях. «Нам тут донесли, что русский корабль нанес вам визит, привезя прокламации, обращенные к острову (Мальте. — Ю. К.), — пишет он капитану Боллу, блокировавшему Мальту, — я ненавижу русских, и если этот корабль пришел от их адмирала с о. Корфу, то адмирал — негодяй».
Почему так сердито? Да только потому, что, опираясь на мальтийское магистерство Павла I, Ф.Ф. Ушаков мог обещать населению Мальты полное самоуправление, а это могло соблазнить местных жителей, отвратив их от уготовленной им Г. Нельсоном участи стать верноподданными британской короны. Понимал Г. Нельсон и то, что Ф.Ф. Ушакову, уже даровавшему Ионическому архипелагу конституцию и самоуправление, есть чем привлечь жителей других средиземноморских островов, и это казалось Г. Нельсону особенно опасным.
Тревога Г. Нельсона все усиливалась. Он уже не столько боялся французов, владевших Мальтой, сколько русских союзников, которые собирались помочь ему в блокаде острова, и которые, как он опасался, пожелают поднять на Мальте русский флаг. Беспокоясь по поводу возможных в будущем успехов Ф.Ф. Ушакова и русских воззваний к населению Мальты, Г. Нельсон приказал убеждать население острова, «что их законный государь — неаполитанский король» и поэтому над островом должен развеваться неаполитанский флаг, а британская эскадра будет его «поддерживать». Зная, что осажденная Мальта голодает, что жители умоляют прислать им хлеб, Г. Нельсон пишет: «Если какая-нибудь партия водрузит русский флаг… то я не разрешу вывоз хлеба с острова Сицилия или откуда бы то ни было». Все его действия направлены против России.
Г. Нельсон подчеркивает свои особые права на Мальту — он блокирует и атакует остров уже почти полгода. Английский адмирал хотел, чтобы после Ионических островов русские шли к берегам Италии, но ни в коем случае не к Мальте. 4 февраля 1799 года он обратился к Ф.Ф. Ушакову с настоятельной просьбой «во имя общего дела» отправить к Мессине (порт на острове Сицилия. — Ю. К.) как можно больше кораблей и войск.
12 марта 1799 года Г. Нельсон пишет Ф.Ф. Ушакову: «Сэр! Самым сердечным образом я поздравляю Ваше превосходительство со взятием Корфу и могу Вас уверить, что слава оружия верного союзника одинаково дорога мне, как слава оружия моего государя. У меня есть величайшая надежда, что Мальта скоро сдастся… Флаг его Сицилийского Величества (короля неаполитанского. — Ю. К.) вместе с великобританским флагом развевается на всех частях острова, кроме города Валетта (столица Мальты. — Ю. К.), жители которого с согласия его Сицилийского Величества поставили себя под покровительство Великобритании».
Сердечность поздравления явно не искренняя. Суть письма заключалась в том, что на Мальту русским идти незачем. Там уже развеваются два флага — британский и неаполитанский. Что требуется от русских, так это помочь «его Сицилийскому Величеству» королю Фердинанду, трусившему перед французами и молившему о русской помощи. Кстати, фактической правительницей Неаполя и всего королевства обеих Сицилией[15] являлась жена Фердинанда — королева Каролина. Будучи француженкой, она, тем не менее, бешено ненавидела французов-республиканцев. «Неаполитанская фурия», как ее называли, считала себя призванной мстить за свою родную сестру — французскую королеву Марию-Антуанетту, казненную в 1793 году. Что же касается короля Фердинанда, то, не уступая своей супруге в жестокости, он был необычайно труслив. Когда однажды английский посол, пытаясь успокоить перепуганного короля, сказал: «Чему Вы удивляетесь, Ваше Величество? Ведь Ваши неаполитанцы трусы», Фердинанд со слезами ответил: «Но ведь я тоже неаполитанец и тоже трус!».
