Rossija (reload game) - страница 74
И опять — перст судьбы! Это же надо было такому случиться, чтоб Шифман — пока у него не повисла жерновом на шее унаследованная от отца строительная фирма — отучился на истфаке Московского университета, а диплом писал… ну, вы уже догадались: по переписке Грозного с Курбским! Так что правый-верхний угол ответа Грозного на второе письмо Курбского он опознал в той обгорелой бумаге на раз. После чего поинтересовался у Зинченко — как такой аутентичненький прикол изготовили, и почём это встало? Мягко попеняв тому, что до 1 апреля-то — еще два дня!
Инженер, однако, сам пребывал в полной ошарашенности, ибо проявившиеся тогда, при просушке, синие буквы между строк — исчезли опять; мистика! «Какие такие „буквы между строк“? — Ну вот, глянь фотки, на телефоне».
— «Невидимые чернила»! — вымолвил страшным шепотом несостоявшийся историк.
Засим был срочно вызван в скайп их третий приятель — химик Витька Ходасевич, груп-лидерствующий нынче в Беркли. Тот укоризненно осведомился, соображают ли они, который час ночи сейчас у него, на Западном побережье, пошутил про «диагностику по юзерпику», внимательно выслушал рассказ Зинченко, уточнил, какого цвета были проявившиеся, а затем исчезнувшие буквы — уж не синие ли? — и поставил четкий диагноз:
— Ваша надпись наверняка сделана водным раствором дихлорида кобальта. Это темно-синие кристаллы, с водой образующие кристаллогидрат — шестиводный хлорид кобальта. Он бледно-бледно розового цвета, и визуально совершенно сливается с белым листом, так что после высыхания раствора надпись невооруженным глазом не видна. Если бумагу нагреть, проявятся ярко-синие буквы. А вот если лист потом увлажнить — например, подержав над паром — буквы вновь исчезнут, поскольку образуется кристаллогидрат. Ну, или если долго держать бумагу под одеждой, где высокая влажность — как в Серёгином случае… Вообще-то, этот химикат используют, например, метеорологи в индикаторной бумаге для определения атмосферной влажности, или, вот, в силикагеле — тоже как индикатор.
— А давно этот самый дихлорид кобальта открыли?
— Ой, да в незапамятные времена — еще алхимики. Ладно, Мишка — с днюхой тебя, а я досыпать пошел. И — флакон «Лафройга» с вас, за ночную консультацию!
— Ящик!!
На следующий день, с утра пораньше, листок попал в руки «официальной науки» в лице кафедрального руководителя Шифманова диплома профессора Воскресенского — одного из ведущих мировых специалистов по эпохе. Осмотрев листок и фото исчезнувшей надписи (нагревать по новой, разумеется, не стали), старый зубр вынес вердикт:
— Всё совпадает, даже как-то подозрительно хорошо. Бумага, насколько я могу судить без специальной экспертизы, — та самая, что и у копий в Ивангородском архиве. В «невидимом тексте» фигурирует слово «Псков» и окончание слова «благодарность» — а ведь ответ на второе письмо Курбского был написан как раз после того, как новгородцы успешно отбили Третье псковское наступление московитов. Ну и место обнаружения — Знаменка близ Арбатской площади: как раз там и располагался Особый трибунал, судивший Курбского — вполне логично, что бумаги князя попали в тамошний архив… ну а потом сгорели вместе с ним… Ну что же, коллеги — поздравляю! Это реальное, без дураков, открытие. Конспирологи с их «теорией шпионского триллера» будут в восторге, — мрачно подытожил он.
Да, впереди маячило еще множество экспертиз, но уже тогда стало ясно: научному сообществу придется смириться с тем шокирующим фактом, что Грозный и вправду сносился с ренегатом Курбским посредством записей невидимыми чернилами (хлоридом кобальта) между строк их переписки. Правда, поборники «теории шпионского триллера» быстро сообразили, что они рано обрадовались: ведь в оригинальных письмах Курбского-то (их, конечно, тоже сразу проверили на следы того хлорида кобальта) никаких тайных записей как не было, так и нет!
Ясно было, впрочем, что даже и художественное освещение тех событий уверенно перекочевало из департамента Байрона в департамент Переса-Реверте…
