Бегунки… Скупить самому всех? Глупо. Да и кто ему их продаст, тем более что бабок для такой затеи воз понадобится. А ежели… Выжига даже рассмеялся, хотя и скованно, от пришедшей в голову идеи. Всё гениальное – просто! Раз уж началось всё с сонника, так чего останавливаться, верно? А на одних конягах – хоть загоняй их пачками, до центра Простор-домена и за двое суток не успеешь! Теперь он предусмотрел всё. Благуше просто не хватит времени. Так что, когда тот появится в Рось-домене, Милка будет уже женой Выжиги, а другану придётся смириться…
Что ж, время покажет, насколько он прав.
* * *
Четыре лампады, развешанные по углам «курятника», довольно сносно освещали помещение внутри. Осмотром предложенного строфокамила Выжига остался доволен, но, как истинный торгаш, виду не показал. Наоборот, недовольно насупил брови и снова прошёлся взад-вперёд вдоль ряда гигантских птиц, деловито работавших клювами в корытах с зерновой сечкой и не обращавших на потенциального покупателя ни малейшего внимания. Что с них взять, с этих глупых птиц, так пренебрежительно повернувшихся к нему заросшими белыми перьями задницами.
Зато строфник, дряхлый дедок-манг, согнутый ревматизмом в три погибели, с клюкой в руках, наблюдал за Выжигой от ворот загона с явным интересом, ожидая его решения. Выглядел дед столь ветхим, что оставалось удивляться, как его ещё носят ноги, а не ветер, а удерживался он в вертикальном положении явно только с помощью деревянной клюки. Вцепившиеся в изогнутую, отполированную долгим употреблением рукоять пальцы напоминали когти его подопечных, а длинный острый нос – птичий клюв. Наткнувшись на взгляд Выжиги, сморчок приветливо улыбнулся беззубым ртом. Сама невинность, как же, видали мы таких. Мангам пальца в рот не клади, тут же по самое плечо откусят…
Выжига снова повернулся к своему бегунку. К своему, потому что уже выбрал. Третий в ряду здоровенный строфокамил, ростом аж в четыре десятка ладоней, способный, ежели взбредёт в маленькую клювастую и глупую птичью голову, размазать человека по земле одним небрежным ударом длинной, в рост Выжиги, голенастой лапы, лишь бездумно косил большим лиловым глазом на нового хозяина, продолжая сосредоточенно работать клювом в корыте.
Проблема была в упряжи. Выжиге она не понравилась. Металлические крепления седлового мешка-лежака казались истёртыми, кожаные ремни – заношенными и ветхими, да и сам мешок выглядел полной рухлядью, заплата на заплате. Под стать самому деду-строфнику. И Выжига справедливо опасался, что упряжь может его подвести.
А дело было вот в чём. Скорость, с которой строф бегал, не позволяла обойтись без специального снаряжения вообще. Во-первых, просто задохнёшься от встречного ветра, во-вторых, ежели не привязаться ремнями, тем же самым ветром тебя сорвёт с седла, в-третьих, заработаешь переохлаждение, в-четвёртых, обезвоживание, в-пятых… в-пятых уже не будет. Отдашь Смотрящему Олдю душу. Чтобы ничего этого не случилось, требовалось с головой залезть в специальный кожаный мешок, надёжно закрепить ноги и руки во внутренних кожаных петлях и лечь лицом вниз на упругое ложе лежака, причём ногами по ходу движения. Выглядывать из мешка не было никакой возможности, но этого и не требовалось – приученный бегать только вдоль железнодорожного полотна, строф сам, без помощи седуна доставлял живой груз по назначению. В крайнем случае, ежели так уж захотелось осмотреться, бег камила можно было замедлить, выпростав руку из горловины мешка и дёрнув того за хвост, после чего можно было высовывать наружу и голову. Но делать этого не рекомендовалось. От лишнего разгона бегунок мог «перегореть» и попросту сдохнуть.
Ещё раз окинув придирчивым взглядом ветхий лежак на спине строфокамила, Выжига с крайне возмущённым видом обернулся к смотрителю загона и накинулся на него так, словно тот торговался с ним уже битый час, упорно стараясь всучить эту птицу с дрянным мешком:
– Ты что, пытаешься меня надуть, дедуля? Пёсий хвост! Меня, прожжённого торгаша?! Да такое снаряжение ломаной бабки не стоит! Никак угробить меня задумал? За мои же честные бабки, каковые я собираюсь тебе заплатить? Отвечай, старый перхун, клюв тебе в глотку!
